От мамы к маме углич: Блиц-викторина «Моя мама» 2022, Угличский район — дата и место проведения, программа мероприятия.

Содержание

Читать книгу: «Житие Углицких. Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592-93 гг.»

Что выбрать

Библиотека

Подписка

📖Книги

🎧Аудиокниги

👌Бесплатные книги

🔥Новинки

❤️Топ книг

🎙Топ аудиокниг

🎙Загрузи свой подкаст

📖Книги

🎧Аудиокниги

👌Бесплатные книги

🔥Новинки

❤️Топ книг

🎙Топ аудиокниг

🎙Загрузи свой подкаст

  1. Главная
  2. Историческая литература
  3. ⭐️Андрей Углицких
  4. 📚«Житие Углицких. Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592-93 гг. »
  5. Читать

Житие Углицких

Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592-93 гг.
Андрей Клавдиевич Углицких

Фотограф Андрей Клавдиевич Углицких

Фотограф Ольга Ивановна Стенина

Редактор Андрей Клавдиевич Углицких

© Андрей Клавдиевич Углицких, 2017

© Андрей Клавдиевич Углицких, фотографии, 2017

© Ольга Ивановна Стенина, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4483-8799-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Мама

Моя мама, Углицких Людмила Николаевна (1928—2003), уроженка города Вязники, что на Владимирщине, начала эти дневниковые записи на рубеже тысячелетий, когда перелом шейки бедра лишил ее возможности выходить из дома и активно работать. Учительница математики, что называется, «от Бога», пыталась заняться «домашним учительством» – репетиторством, но без особого успеха. Страна, сама едва начала приподниматься, привставать со своего почти что смертного одра и у граждан ее, которым не платили жалованья, не оказалось лишних средств для надомного обучения детей.

Вопреки пессимистическим прогнозам врачей (неправильно сросшийся перелом), мама не сразу, но встала. Сначала на костыли, а вскоре и вовсе начала обходиться без них – просто держась за спинку стула и понемногу передвигая его в нужном направлении. Потом была палка. На следующем этапе матушка научилась перебираться через крутой высокий порожек из комнаты на балкон, сполна освоив технику высотных «балконных прогулок». Труднее всего ей было с выходами туда, вниз, на землю, на настоящую, «Большую землю». Лифтов в пятиэтажках никогда не ставили. А спуститься по лестничным пролетам с четвертого этажа на первый требовало неимоверного мужества. А уж подняться: одной, без посторонней помощи, просто невозможно!

Конечно, маме помогали. Особенно, брат Алексей и его дружное семейство: супруга Венера, сыновья, дочь. Я же жил в Москве, и не имел возможности часто бывать в Перми.

В один из приездов я попросил маму записать для нас, потомков, историю своей жизни. Как сможет, чем сочтет возможным, нужным, важным поделиться. Долго сомневалась, всё не начинала: «Да зачем? Кому это надо?». Но – написала.

В 2003 мамы не стало.

Почти ничего не правил в столь важном и дорогом для меня матушкином «мемуаре», желая, чтобы стиль и характерный язык сохранились в оригинальном первозданном виде. Позволил себе лишь необходимые комментарии, и то – там, где был уверен точно, что имею право.

Но с дневника маминого началось все: и попытка разобраться в том, кто такие Углицких и откуда взялись они на Урале? Чем жили – были, каково досталось им…

Все, словом…

Мамин дневник

Вязники, Владимирская область

1928 год: Голодный год, маме1 группой собрали на мои родИны 1 кг масла. Старые лозунги – на пеленки. На моем свидетельстве о рождении штамп: «получено 3 метра на пеленки».

Рыбинск, Ярославская область

1932 год: Все еще голод. В магазинах за всем громадные очереди вплоть до 1936 года.

1936 год: Выборы: Дворец украшен, люди поют, пляшут. Нас в школе кормят. Стакан чаю и маленькая булочка с розочкой из масла.

1937—1938 года: В магазинах все есть. Куда девались очереди? Во дворце культуры (а это рядом с моим домом) работают кружки, студии. Для младших рассказывают сказки, читают книги. Очень хорошая театральная студия (молодежная). Летом с ребятами работают во дворах пионервожатые: играют, водят в лес, учат составлять гербарии.

1939 год: Война с белофиннами. Снова в магазинах ничего нет. Хлеб распределяют по едокам и продают (развозят) по подъездам по 500 грамм на человека. На нашем мешочке – фамилия и пять человек. И так у всех.

1940 год: Ездили в Ярославль на поезде школой на три дня в летние каникулы. Ходили в театр имени Волкова, смотрели «Эсмеральду», потом нас водили в собор – смотреть маятник. Перед войной в Рыбинске было плохо с продуктами – ездили в Москву.

1941 год: Впервые, после пятого класса поехала в пионерский лагерь. Там и застала меня война. Вернулись в комендантский час, ждали на вокзале до утра, кругом темень – светомаскировка. За домом рыли щели, и по тревоге все бежали туда. Окраины Рыбинска бомбили, но к авиамоторному заводу (а мы жили прямо у завода, день и ночь – рев испытуемых моторов) наши истребители не допускали немецкие самолеты. Отгонят – отбой, и снова за работу, за учебу.

Завод эвакуируют в Уфу. Семьи комсостава вывозят на пароходах. На одном из них едем и мы: мама, Руфинка, я и Станислав2. С собой 5 кг мягкого груза, но мама в наш мягкий груз завернула швейную машинку, которая, собственно, и спасла нам жизнь. Мы же, как дураки, в эти килограммы взяли учебники и оказались на всю войну без всего: без зимней одежды, валенок и так далее. Оставленную в Рыбинске квартиру с остальными нашими вещами мы, как и все, в опечатанном виде сдали под расписку – скоро вернемся, и все будет по старому. А это скоро…

Выходили пароходы в начале октября: холод, ветра. До Горького к нам подсадили летчиков – молодых парней. В Горьком их формировали на фронт. При подходе к Горькому развернулись обратно – город бомбили. Привезли по воде до Белорецка. В Уфу не повезли. Рабочих селить было некуда.

Белорецк, Башкирская АССР

В Белорецке нас ждали сани колхозников из соседних деревень. Каждая выбирала себе семью и увозила. Потихоньку все наши спутники уезжают, а мы сидим «бесхозные»: нас трое малых с одной взрослой – кому нужна такая обуза! Взяла нас Аграфена Яковлевна из Калинников, самого захудалого колхоза района. Там и перезимовали зиму. А о папе – ничего.

Он был назначен начальником эшелона и отвечал за эвакуацию цеха. Пока они выломали все станки, погрузили на баржу и двинулись в путь, зима взяла свое. Баржа вмерзла в Волгу. 200 км везли они груз сначала по льду, затем на волокушах станки до ближайшей железнодорожной станции. Заново перегрузили все в поезд и приехали в Уфу уже в марте, все простуженные, голодные. Паек, данный в дорогу, кончился еще на барже. Когда добрались до станции, то первое, что сделали – взяли «на ура» буфет. Буфетчица только успела выскочить через верх. Папа приехал за нами в апреле – дистрофик, весь в чирьях от голода и простуды, и, подлечившись с неделю, увез нас в Уфу.

Уфа, Башкирская АССР

Поселились мы на квартиру по уплотнению. Хозяин был ничего, а хозяйка никак смириться не могла, что их уплотнили. У нас не было ничего кроме хлебных карточек: 800 г – рабочая, папина; 600 г – служащая, мамина; 500 г – учащаяся техникума, у Руфы; 500 г – детская, у Станислава; 300 г – иждивенческая, моя. Итого: 2700 г. Хлеб был клеклый, тяжелый. Это – буханка с довеском. И за ним мы ходили со Станиславом каждый день, кварталов за десять. Идешь, идешь, сам себя уговариваешь: «Вот дом с зелеными ставнями, а там дом с белыми, а там…»

Принесешь хлеб домой, и смотришь на него до вечера, пока не придут с работы папа с мамой, которые разрежут этот хлеб на пять равных частей. Съедаем, и до следующего вечера. Днем же, со Станиславом, идем на Воронки за хворостом, а это 5 км, если не больше.

Однажды хозяин дал нам со Станиславом тыкву. Вырезали мы из нее треугольник, как это делают на арбузах, попробовали – ничего. И оставили до прихода мамы с папой. А вечером, только мы подали маме с папой эту тыкву, ворвалась к нам хозяйка со своим хозяином, обвинила нас, что мы украли эту тыкву (хотя хозяин ей тут же говорил, что это он дал). И унесла.

А еще было так: принес папа однажды с работы каустической соды неочищенной. Она похожа была на куски халвы. Ведь надо стирать одежду. Положили на тарелку и спрятали. Видел эту соду Станислав, решил – халва. И как только папа с мамой ушли на работу, он подбежал к тарелке, да засунул кусок в рот. Я проснулась от рева. Бегала с ним по всем больницам, сжег он себе все во рту.

Осенью 1942 года я стала искать себе место в жизни. Поступила на курсы медсестер – благо девочка я была рослая, а документы проверяли не сразу. Начались занятия. Я уже научилась писать рецепты, но в это время с документами разобрались и меня выгнали. Хотела стать донором, ответили, что кровь у детей не берут. Иду мимо училища, увидела громадный плакат: «Объявляется дополнительный набор добровольцев в железнодорожное училище №1, в группу токарей».

Вот я и доброволец!

В первый же день в ночную смену. В октябре вступила в комсомол – взяли до 14 лет. Я – комсорг группы, лучшей во всем училище. Мы работаем, учимся, ходим в госпиталь, что рядом, в школе, занимаемся в художественной самодеятельности. Пою в хоре, читаю стихи… Зато кормят три раза в день, выдали б/у шинель, форму! Ботинки брезентовые на деревянном ходу выдали по особому распоряжению директора училища, так как при морозе в 50° ходила в калошах на босу ногу…

1943 год: в день железнодорожника награждена форменным праздничным платьем, которое мама перешила в модное, единственное с 1941 вплоть до 1946 года. Единственной на это время была и моя железнодорожная, бывшая в употреблении шинель, и только в 1946 году на рынке удалось купить мне пальто из зеленого офицерского сукна с собачьим воротником.

Папа к этому времени дошел до дистрофии наивысшей степени, и стоять у станка уже больше не мог. Специалистом он был отличным, и его перевели в ремесленное училище старшим мастером. Вот папа едет в деревню за дезертирами из училища и привозит два каравая настоящего деревенского хлеба: крутого, вкусного! Вечером один из них делится на всех поровну. И у всех – понос. Не выдержали желудки настоящей еды…

Как жили? Все, что можно, берегли на обмен, делали своими руками на обмен: дадут на работе бутылку водки – меняем на дрова. Ведь на всю зиму с Воронок не наносишь. И все равно носили!

С работы папа с Руфой едут не до Уфы, а до Воронок – там лесок. Идут пешком, подбирают сушнину, на себя ее, и – домой. Дадут раз в год талон на материю – меняем в деревне на картошку и другие продукты. Уедут с вечера с мамой вдвоем, а мы ждем их: приедут, не приедут. Всяко бывало…

Руфинка начала в 1941 году учиться в авиационном техникуме в Рыбинске, а в Уфе поступила работать на резиновый завод. Готовили там прорезиненные ткани на палатки, понтоны и т. д. Один такой прорезиненный рулон раньше десять мужиков еле поднимали, а теперь они, девчоночки 16—17 лет из комсомольской фронтовой бригады. У Руфинки – лучшая бригада. Лучшая – это 150—200% нормы, и все на себе…

Мама постепенно оправлялась от лихорадки. Приступов не было, но на кого она была похожа! В 40 лет – совсем старуха, все зубы выпали, вся седая, худая! После войны, когда мы переехали в Стерлитамак3, куда папу перевели директором ремесленного училища, на работу мы ее уже не отпустили.

Стандарт

(1 оценка)

Андрей Углицких

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Житие Углицких. Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592-93 гг.», автора Андрея Клавдиевича Углицких. Данная книга имеет возрастное ограничение 18+, относится к жанру «Историческая литература».. Книга «Житие Углицких. Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592-93 гг. » была издана в 2017 году. Приятного чтения!

О проекте

Что такое MyBook

Правовая информация

Правообладателям

Документация

Помощь

О подписке

Купить подписку

Бесплатные книги

Подарить подписку

Как оплатить

Ввести подарочный код

Библиотека для компаний

Настройки

Другие проекты

Издать свою книгу

MyBook: Истории

Читать онлайн «Житие Углицких. Литературное расследование обстоятельств и судьбы угличского этапа 1592-93 гг.», Андрей Клавдиевич Углицких – ЛитРес

Фотограф Андрей Клавдиевич Углицких

Фотограф Ольга Ивановна Стенина

Редактор Андрей Клавдиевич Углицких

© Андрей Клавдиевич Углицких, 2017

© Андрей Клавдиевич Углицких, фотографии, 2017

© Ольга Ивановна Стенина, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4483-8799-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Мама

Моя мама, Углицких Людмила Николаевна (1928—2003), уроженка города Вязники, что на Владимирщине, начала эти дневниковые записи на рубеже тысячелетий, когда перелом шейки бедра лишил ее возможности выходить из дома и активно работать. Учительница математики, что называется, «от Бога», пыталась заняться «домашним учительством» – репетиторством, но без особого успеха. Страна, сама едва начала приподниматься, привставать со своего почти что смертного одра и у граждан ее, которым не платили жалованья, не оказалось лишних средств для надомного обучения детей.

Вопреки пессимистическим прогнозам врачей (неправильно сросшийся перелом), мама не сразу, но встала. Сначала на костыли, а вскоре и вовсе начала обходиться без них – просто держась за спинку стула и понемногу передвигая его в нужном направлении. Потом была палка. На следующем этапе матушка научилась перебираться через крутой высокий порожек из комнаты на балкон, сполна освоив технику высотных «балконных прогулок». Труднее всего ей было с выходами туда, вниз, на землю, на настоящую, «Большую землю». Лифтов в пятиэтажках никогда не ставили. А спуститься по лестничным пролетам с четвертого этажа на первый требовало неимоверного мужества. А уж подняться: одной, без посторонней помощи, просто невозможно!

Конечно, маме помогали. Особенно, брат Алексей и его дружное семейство: супруга Венера, сыновья, дочь. Я же жил в Москве, и не имел возможности часто бывать в Перми.

В один из приездов я попросил маму записать для нас, потомков, историю своей жизни. Как сможет, чем сочтет возможным, нужным, важным поделиться. Долго сомневалась, всё не начинала: «Да зачем? Кому это надо?». Но – написала.

В 2003 мамы не стало.

Почти ничего не правил в столь важном и дорогом для меня матушкином «мемуаре», желая, чтобы стиль и характерный язык сохранились в оригинальном первозданном виде. Позволил себе лишь необходимые комментарии, и то – там, где был уверен точно, что имею право.

Но с дневника маминого началось все: и попытка разобраться в том, кто такие Углицких и откуда взялись они на Урале? Чем жили – были, каково досталось им…

Все, словом…

Мамин дневник

Вязники, Владимирская область

1928 год: Голодный год, маме1 группой собрали на мои родИны 1 кг масла. Старые лозунги – на пеленки. На моем свидетельстве о рождении штамп: «получено 3 метра на пеленки».

Рыбинск, Ярославская область

1932 год: Все еще голод. В магазинах за всем громадные очереди вплоть до 1936 года.

1936 год: Выборы: Дворец украшен, люди поют, пляшут. Нас в школе кормят. Стакан чаю и маленькая булочка с розочкой из масла.

1937—1938 года: В магазинах все есть. Куда девались очереди? Во дворце культуры (а это рядом с моим домом) работают кружки, студии. Для младших рассказывают сказки, читают книги. Очень хорошая театральная студия (молодежная). Летом с ребятами работают во дворах пионервожатые: играют, водят в лес, учат составлять гербарии.

1939 год: Война с белофиннами. Снова в магазинах ничего нет. Хлеб распределяют по едокам и продают (развозят) по подъездам по 500 грамм на человека. На нашем мешочке – фамилия и пять человек. И так у всех.

1940 год: Ездили в Ярославль на поезде школой на три дня в летние каникулы. Ходили в театр имени Волкова, смотрели «Эсмеральду», потом нас водили в собор – смотреть маятник. Перед войной в Рыбинске было плохо с продуктами – ездили в Москву.

1941 год: Впервые, после пятого класса поехала в пионерский лагерь. Там и застала меня война. Вернулись в комендантский час, ждали на вокзале до утра, кругом темень – светомаскировка. За домом рыли щели, и по тревоге все бежали туда. Окраины Рыбинска бомбили, но к авиамоторному заводу (а мы жили прямо у завода, день и ночь – рев испытуемых моторов) наши истребители не допускали немецкие самолеты. Отгонят – отбой, и снова за работу, за учебу.

Завод эвакуируют в Уфу. Семьи комсостава вывозят на пароходах. На одном из них едем и мы: мама, Руфинка, я и Станислав2. С собой 5 кг мягкого груза, но мама в наш мягкий груз завернула швейную машинку, которая, собственно, и спасла нам жизнь. Мы же, как дураки, в эти килограммы взяли учебники и оказались на всю войну без всего: без зимней одежды, валенок и так далее. Оставленную в Рыбинске квартиру с остальными нашими вещами мы, как и все, в опечатанном виде сдали под расписку – скоро вернемся, и все будет по старому. А это скоро…

Выходили пароходы в начале октября: холод, ветра. До Горького к нам подсадили летчиков – молодых парней. В Горьком их формировали на фронт. При подходе к Горькому развернулись обратно – город бомбили. Привезли по воде до Белорецка. В Уфу не повезли. Рабочих селить было некуда.

Белорецк, Башкирская АССР

В Белорецке нас ждали сани колхозников из соседних деревень. Каждая выбирала себе семью и увозила. Потихоньку все наши спутники уезжают, а мы сидим «бесхозные»: нас трое малых с одной взрослой – кому нужна такая обуза! Взяла нас Аграфена Яковлевна из Калинников, самого захудалого колхоза района. Там и перезимовали зиму. А о папе – ничего.

Он был назначен начальником эшелона и отвечал за эвакуацию цеха. Пока они выломали все станки, погрузили на баржу и двинулись в путь, зима взяла свое. Баржа вмерзла в Волгу. 200 км везли они груз сначала по льду, затем на волокушах станки до ближайшей железнодорожной станции. Заново перегрузили все в поезд и приехали в Уфу уже в марте, все простуженные, голодные. Паек, данный в дорогу, кончился еще на барже. Когда добрались до станции, то первое, что сделали – взяли «на ура» буфет. Буфетчица только успела выскочить через верх. Папа приехал за нами в апреле – дистрофик, весь в чирьях от голода и простуды, и, подлечившись с неделю, увез нас в Уфу.

Уфа, Башкирская АССР

Поселились мы на квартиру по уплотнению. Хозяин был ничего, а хозяйка никак смириться не могла, что их уплотнили. У нас не было ничего кроме хлебных карточек: 800 г – рабочая, папина; 600 г – служащая, мамина; 500 г – учащаяся техникума, у Руфы; 500 г – детская, у Станислава; 300 г – иждивенческая, моя. Итого: 2700 г. Хлеб был клеклый, тяжелый. Это – буханка с довеском. И за ним мы ходили со Станиславом каждый день, кварталов за десять. Идешь, идешь, сам себя уговариваешь: «Вот дом с зелеными ставнями, а там дом с белыми, а там…»

Принесешь хлеб домой, и смотришь на него до вечера, пока не придут с работы папа с мамой, которые разрежут этот хлеб на пять равных частей. Съедаем, и до следующего вечера. Днем же, со Станиславом, идем на Воронки за хворостом, а это 5 км, если не больше.

Однажды хозяин дал нам со Станиславом тыкву. Вырезали мы из нее треугольник, как это делают на арбузах, попробовали – ничего. И оставили до прихода мамы с папой. А вечером, только мы подали маме с папой эту тыкву, ворвалась к нам хозяйка со своим хозяином, обвинила нас, что мы украли эту тыкву (хотя хозяин ей тут же говорил, что это он дал). И унесла.

А еще было так: принес папа однажды с работы каустической соды неочищенной. Она похожа была на куски халвы. Ведь надо стирать одежду. Положили на тарелку и спрятали. Видел эту соду Станислав, решил – халва. И как только папа с мамой ушли на работу, он подбежал к тарелке, да засунул кусок в рот. Я проснулась от рева. Бегала с ним по всем больницам, сжег он себе все во рту.

Осенью 1942 года я стала искать себе место в жизни. Поступила на курсы медсестер – благо девочка я была рослая, а документы проверяли не сразу. Начались занятия. Я уже научилась писать рецепты, но в это время с документами разобрались и меня выгнали. Хотела стать донором, ответили, что кровь у детей не берут. Иду мимо училища, увидела громадный плакат: «Объявляется дополнительный набор добровольцев в железнодорожное училище №1, в группу токарей».

Вот я и доброволец!

В первый же день в ночную смену. В октябре вступила в комсомол – взяли до 14 лет. Я – комсорг группы, лучшей во всем училище. Мы работаем, учимся, ходим в госпиталь, что рядом, в школе, занимаемся в художественной самодеятельности. Пою в хоре, читаю стихи… Зато кормят три раза в день, выдали б/у шинель, форму! Ботинки брезентовые на деревянном ходу выдали по особому распоряжению директора училища, так как при морозе в 50° ходила в калошах на босу ногу…

 

1943 год: в день железнодорожника награждена форменным праздничным платьем, которое мама перешила в модное, единственное с 1941 вплоть до 1946 года. Единственной на это время была и моя железнодорожная, бывшая в употреблении шинель, и только в 1946 году на рынке удалось купить мне пальто из зеленого офицерского сукна с собачьим воротником.

Папа к этому времени дошел до дистрофии наивысшей степени, и стоять у станка уже больше не мог. Специалистом он был отличным, и его перевели в ремесленное училище старшим мастером. Вот папа едет в деревню за дезертирами из училища и привозит два каравая настоящего деревенского хлеба: крутого, вкусного! Вечером один из них делится на всех поровну. И у всех – понос. Не выдержали желудки настоящей еды…

Как жили? Все, что можно, берегли на обмен, делали своими руками на обмен: дадут на работе бутылку водки – меняем на дрова. Ведь на всю зиму с Воронок не наносишь. И все равно носили!

С работы папа с Руфой едут не до Уфы, а до Воронок – там лесок. Идут пешком, подбирают сушнину, на себя ее, и – домой. Дадут раз в год талон на материю – меняем в деревне на картошку и другие продукты. Уедут с вечера с мамой вдвоем, а мы ждем их: приедут, не приедут. Всяко бывало…

Руфинка начала в 1941 году учиться в авиационном техникуме в Рыбинске, а в Уфе поступила работать на резиновый завод. Готовили там прорезиненные ткани на палатки, понтоны и т. д. Один такой прорезиненный рулон раньше десять мужиков еле поднимали, а теперь они, девчоночки 16—17 лет из комсомольской фронтовой бригады. У Руфинки – лучшая бригада. Лучшая – это 150—200% нормы, и все на себе…

Мама постепенно оправлялась от лихорадки. Приступов не было, но на кого она была похожа! В 40 лет – совсем старуха, все зубы выпали, вся седая, худая! После войны, когда мы переехали в Стерлитамак3, куда папу перевели директором ремесленного училища, на работу мы ее уже не отпустили.

Настало время, когда можно было учиться. В 1942 году я окончила шесть классов. Во время войны несколько месяцев походила в седьмой класс вечерней школы, но бросила. Ходить по вечерней Уфе было страшно, школа далеко. А в Стерлитамаке я поступила в вечернюю школу, в восьмой класс. Окончила его на одни пятерки. Документ за седьмой класс с меня никто и не спросил, а потом девятый и десятый закончила на законных правах. Куда дальше?

В Стерлитамаке из высших учебных заведений был только педагогический институт. Взяла отпуск. Поехала в Уфу сдавать экзамены в нефтяной. Сдала неплохо, но попала только кандидатом, так как из двухсот принимаемых женщин брали только 10%, то есть двадцать человек. В первую очередь – башкирок, вне конкурса, даже с тройками, а на остальные места представителей других национальностей… Поэтому я вернулась в Стерлитамак и пошла учится на учителя.

Первые годы учительства были не самыми трудными.

Пермь

Пермская школа №7, где я работала первый год учительницей, и откуда перешла в Орджоникидзевский район Перми4, поскольку у меня родился Андрюша. Когда я ушла в декрет, то ребята, семиклассники, отказывались принимать другую учительницу, хотя многому из того, что я давала ребятам, я научилась у нее.

Потом были 98 и 24 школа Орджоникидзевского района. Три пятых класса в двух школах, два новых педагогических коллектива, не очень довольных моим появлением – у них классы сокращались, так как в пятых учились дети войны, а их было мало. Поэтому с моим появлением у остальных учителей уменьшилась нагрузка, и, стало быть, зарплата. Через полтора года освобождается место в школе рабочей молодежи №18 и я перехожу туда. Зарплата на 15% меньше, время для работы – утро и вечер, но я рада: здесь я никому не помешала, а наоборот, попала в хороший коллектив учителей. Больше, ни до того, ни после, такого не было.

О моем деде Куранове Денисе, а твоем прадеде, мама вот о чем не раз вспоминала. На летних каникулах собрались все братья и сестры папы в городе Гусь Хрустальный.5 У Курановых был там, как и полагается, свой дом. Жили коммуной. Все расходы учитывались и делились на взрослых едоков поровну. А собрались все коммунисты, комсомольцы, тетя Дуся с мужем – работником НКВД. И вот в их доме завелась нечистая сила. Как стемнеет в доме начиналось: стучало во все окна, шумело, вскрикивало. Весь город сбегался к их дому послушать, что делает нечистая сила. Вот и собрались все они: коммунисты, комсомольцы и сотрудник НКВД, и полезли в подпол ловить эту самую силу. А это оказалась… нянька, она хотела завладеть тети Дусиным приданым, которое оставила ей родная мать, умершая. Вот и устраивала эти спектакли, чтобы выгнать их из дома.

Опять Рыбинск

Рыбинск стоит на слиянии Волги с Шексной. От нашего дома до пляжа было не так уж далеко. Поэтому мы летом очень часто одни (нас ведь трое росло, да куча соседских ребят) ходили на Волгу купаться. Волга при впадении Шексны очень широкая. Другой берег едва виден. На нашем берегу пляж. Песок на километр, наверное. Прямо на песок положены слеги, и по ним лошади выволакивают топляк из Волги. Папа очень хорошо плавал. И Руфинка тоже. Они с ним частенько плавали на другой берег. Я же плавать хорошо никогда не умела. Может, боялась. Маленькой, во время одного из наших походов, я, упав в воду на спину, нахлебалась воды. А когда построили ГЭС, Волга и вовсе разлилась.

Дом. Наш дом в Рыбинске

Войны наш дом не пережил. Одна бомба попала в него, другая – во Дворец культуры, который стоял рядом. После войны мама все рвалась в Рыбинск. Хоть бы посмотреть! А мне кажется, ей хотелось узнать об оставленных там вещах. Всем отъезжающим обещали сохранить вещи, и по окончании войны вернуть. Квартиры с вещами «принимали» работники ЖКО, опломбировали, но, как рассказывали маме потом, почти сразу же приезжали из деревень, на подводах люди, и все это увозилось, расхищалось. Мама увидела папин велосипед, который тогда был почти такой же роскошью, как в наши времена автомобиль «Волга», у наших соседей по квартире, Котовых. Они жили в своем доме за рекой.

Папу (я об этом уже упоминала) перевели с должности старшего мастера директором училища в Стерлитамак. Вслед за ним уехала мама со Станиславом. А мы с Руфиной остались в Уфе – работали, кто нас отпустит? Вот тут и случилось. Получив краткосрочный отпуск, Руфинка поехала в гости в Стерлитамак. Поезд из Уфы уходил за полночь и приходил в Стерлитамак на рассвете. А годы были не лучше нынешних: воровство, грабежи, убийства. Забирает она все свои платья, а я ей:

– Страшно, как бы не ограбили!

Она же мне:

– За своими смотри!

И – точно! В следующую после ее отъезда ночь к нам в квартиру забрались воры. У вторых квартирантов, очень богатых людей, ибо всю войну они проработали на Уфимском витаминном заводе, украли все. Когда же вор проходил мимо их комнаты в нашу, они услышали, подняли крик, вор схватил с вешалки у двери мои платья (все, что у меня тогда были) и убежал. Осталась я только с юбкой и кофтой, что лежали в комнате. Где тонко, там и рвется. Соседи ходили в милицию, взяли собаку – ищейку. Собака привела милиционеров к дому неподалеку от нас, но милиционер в него заходить отказался, сказав, что собака – дура. Наверное, милиция была с ними заодно. Тогда так было.

Папа всегда называл Ленинград Питером. Были у него там и друзья, с которыми он переписывался года до шестидесятого. Ведь мальчишкой, в четырнадцать лет, он приехал из Гуся Хрустального в Петроград на работу. Там, на Путиловском, уже работали его старшие братья. Такова была традиция их семьи. Подрастая, мальчишки уезжали на работу в Петроград. С папой это случилось в 1916 году, перед самой революцией. И в революцию он был там. Вплоть до 1925 года, когда их, молодых коммунистов Ленинского призыва, отправили на учебу. Упоминал папа, что бывал на митингах, где выступал Ленин, что с продотрядом ездил по деревням добывать хлеб для Петрограда. Учась, уже из Вязников, где был парторгом ткацкой фабрики, ездил летом на строительство ТуркСиба. И я об этом знать бы и не знала, но уже в Рыбинске нам попался один иностранный журнал с фотографией строительства, и на самом переднем плане, будто бы специально для нас его снимали, увидели мы папку. Жаль, что мало я тогда его расспрашивала о жизни. Помню из Рыбинска поездку с папкой в Москву. Ездил он в ЦК партии и брал меня с собой (может, не случайно). Оставил меня у здания, а когда вышел, то не обнаружил на месте. Но потом, нашел.

Жили мы, с хлеба на квас перебиваясь. Мама с папой поженились, и все их приданое умещалось в небольшой плетеной корзинке – чуть побольше чемодана. А там, среди всего прочего, была еще и подушка. Начинали с нуля. У нас не было даже радио. Слушать его, а тогда очень хорошие детские передачи были про пограничника Карацупу, мы ходили к соседям, Котовым. К 1940 году и наши накопили, и купили приемник, но его вскоре отобрали – боялись шпионов. Обещали вернуть, но в войну не только приемник, но и остальных вещей, таким трудом нажитых, лишились. После этого мама мебель не заводила. Были казенные кровати. Из них с помощью подушек (а вышивать мы все умели) делали диваны. Вместо шифоньеров – кабинки из реек, завешанные занавесками. Столы и комоды – из ящиков…

Другой твой дед (по отцу) – Андрей Харитонович, по рассказам твоей бабушки Татьяны Яковлевны, был человеком незаурядным. Лесопромышленник, скорее всего, управляющий лесопромышленника, он с работой своей справлялся очень хорошо. До революции были у него даже сбережения в банке. Но банк в революцию погорел, и деньги пропали. Очень сердита за это на него была Татьяна Яковлевна. Говорила: «У других золото в кубышке лежало, цело осталось, а его понесло в банк. Был бы умнее, с золотом не так трудно было бы потом все невзгоды переносить».

А в дальнейшем, действительно, трудно пришлось. Из дома их выселили6. На поселении и жить было негде, и хлеб надо было доставать. Пока Андрей Харитонович был жив, он их кормил. Всякую работу мог делать. При нем, говорила Татьяна Яковлевна, без рыбы не живали, да еще и на продажу оставалось. Продавали на хлеб. Умер он рано, простыв на рыбалке. Клавдию7 было тогда лет двенадцать, остальные еще младше, а было их человек 7—8. Вот и пришлось Клавдию идти в люди и самому пробивать себе путь.

Все из крестьянской работы умела и Татьяна Яковлевна, хотя ни шить, ни вышивать не могла. Андрея даже окрестила сама, дома. Так делали раньше крестьянки, но такое крещение временное, чтобы не умер некрещеным, а потом все равно надо перекрещиваться.

 

Теперешняя мораль не сравнима с нашей, а вот Татьяна Яковлевна выходила за Андрея Харитоновича и вовсе не зная его, по сватовству. Был он, говорила она, рябой…»

На этом рукопись обрывается. Не могу не добавить еще несколько предложений. Важных, на мой взгляд. Мама упоминает о дедовом (и отцовом, поскольку он в нем родился) доме, из которого выселили семью Углицких в 1930 году. Деда выселили с семьей, как кулака. Конечно, не сидели сложа руки, ясен плетень – писали во все инстанции, обращались «куда надо» и «не надо», даже к самому М.И.Калинину. Я сам, будучи ребенком, видел и читал этот документ (хранился много лет у нас, но позднее затерялся). Как ни странно, единственным человеком, откликнувшимся на беду, стал Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин. Он ответил репрессированным, написав о «допущенном перегибе» и дал чердынским властям указание «снять обвинения» с деда. Что они фактически и сделали, хотя, дом назад не вернули и никого из ссылки не возвратили. Такая, вот, история.

В 2011 мы братом побывали в селе Федорцово Чердынского района Пермского края. Посмотрели на наш дом. О котором столько слышали всю свою жизнь! От отца, от вишерских родственников… Судьба нашей вотчины такова. До самого последнего времени пятистенок этот, завершенный дедом в 1912 году (под крышей, на затесе чердачного бревна вырезан год окончания строительства: «1912»), использовался федорцовскими властями как общественно-полезное сооружение. Много лет в нем располагалась восьмилетняя школа, потом контора, почта, библиотека, опять школа, избирательный участок, аптека, снова контора… Сейчас дом наш, находясь с собственности сельского совета, стоит «без дела», отдыхая от трудов праведных…

Вотчина, 2011

И еще… Кажется мне, что тогда, при первом, самом «свежем» прочтении в маминой тетрадке было на несколько листов больше, что пропало нечто важное. Хотя, может быть, мне это только кажется?

Главная | MotherToMother

 

Присоединяйтесь к миссии MotherToMother, чтобы помочь семьям с низким доходом процветать, предоставляя автокресла, подгузники, детские кроватки и другие необходимые ресурсы, чтобы дети с ограниченными ресурсами в нашем сообществе могли быть в безопасности и здоровы.

Мы также помогаем сделать нашу планету более здоровой, принимая расходные материалы, используемые аккуратно, а не выбрасывая их в отходы.

ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ

ПОСТАВКИ

поддерживающие

РЕСУРСЫ

, которые разрушают барьеры

СВЯЗЬ

, которые зажигают надежду

ПОЖЕРТВОВАНИЯ

, которые помогают планете

Материнская любовь сильна, но она не может купить здоровье и безопасность.

Как бы ни была сильна их любовь, не все семьи имеют равные возможности дать своим детям ту заботу, которой они заслуживают. Социальные и финансовые барьеры удерживают более 15,5 миллионов детей и их семей в нищете и без доступа к основным предметам ухода за детьми. Многие другие не получают поддержки со стороны правительства и других учреждений, несмотря на тяжелые обстоятельства.

Мать к Матери здесь, чтобы изменить это, и вы можете помочь.

Мы считаем, что ни один ребенок не должен расти без основных предметов первой необходимости.

Вот почему организация Mother to Mother обеспечивает семьи с низким доходом необходимыми средствами и любящей поддержкой, необходимой им для того, чтобы их дети были здоровыми и в безопасности.

4,1 миллиона подгузников

пожертвовано нуждающимся детям.

7 264 Автокресла

установлены на

новорожденных благополучно вернулись домой.

8,832 Детские кроватки

и игрушки Pack n’ Play, обеспечивающие

безопасное место для сна.

Внесите свой вклад, когда семьи больше всего в этом нуждаются.

Достижение наших целей в отношении пожертвований означает, что миллионы семей Теннесси могут получить доступ к важнейшим предметам ухода за детьми, которые не получают поддержки со стороны правительства и агентств. Вот как вы можете помочь:

  1. Выберите подарок.

    Сделайте единовременное пожертвование для непосредственного финансирования расходных материалов или регулярно делайте ежемесячный подарок для поддержки матерей.

  2. Семьи получают припасы.

    «Мать к матери» использует ваше пожертвование для покупки и раздачи предметов первой необходимости, таких как подгузники, автокресла, коляски, детские кроватки и многое другое, семьям с низким доходом, которые нуждаются в них и дорожат ими.
     

  3. Дети Теннесси процветают.

    Оснащенные всем необходимым для здоровья и безопасности, матери могут сосредоточиться на заботе о своих семьях, и все дети получат шанс на благополучие.

Mother To Mother — это благотворительная организация 501(c)(3), зарегистрированная в штате Теннесси. Номер EIN: 20-1028812.

Держите предметы первой необходимости подальше от свалки, предоставляя жизненно важные предметы нуждающимся семьям.

ПОЖЕРТВОВАТЬ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ

Ваши бережно использованные пожертвования означают, что ценные и необходимые предметы не попадут на свалку и попадут в руки детей и матерей, помогая им вести здоровый и безопасный образ жизни.

ПОЖЕРТВОВАТЬ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ

 

ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К НАШЕЙ МИССИИ

Соединяем матерей с матерями.

Благодаря вашим щедрым пожертвованиям, сотрудничеству с агентствами и волонтерам у каждого ребенка есть шанс на успех.

Предоставление припасов и надежды

Помогите доставить припасы, такие как автокресла, подгузники, наборы для игр, коляски, насосы для грудного вскармливания. детские кроватки и другие материальные предметы первой необходимости в руках местных семей Теннесси, которые больше всего в них нуждаются, и не допускают их на свалку.

ПОЖЕРТВОВАТЬ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ

Воспитание

Семьи

Вместе с нашими официальными партнерами-агентствами мы снабжаем нуждающихся матерей средствами и поддержкой, которые помогают им преодолевать экономические барьеры и создавать лучшее будущее для своей семьи.

СТАНЬТЕ ПАРТНЕРОМ АГЕНТСТВА

Процветайте с

Support

Вы мать из Теннесси с низким доходом, которая нуждается в поддержке, или знаете кого-то, кто нуждается в поддержке? Мать к матери здесь, чтобы помочь вам получить товары для здоровья и безопасности, в которых нуждается ваш ребенок.

ПОЛУЧИТЕ ПОДДЕРЖКУ

От слез страха к слезам радости.

Познакомьтесь с матерями из Теннесси, которых мы поддерживаем, и почему ваше пожертвование намного больше, чем расходные материалы, которые на него покупаются.

Познакомьтесь с Рокешей

Мать с Матерью изменила мою жизнь…

«Я могу честно сказать, что Мать с Матерью изменила мою жизнь. Мой ребенок родился с редким заболеванием печени, и мне пришлось бросить работу, чтобы заботиться о нем и его братьях и сестрах. Я был в такой момент, когда чувствовал себя беспомощным, и Мать К Матери пришла с одеждой, обувью, едой, подгузниками и автокреслами. Это чувство я не могу описать и никогда не забуду. «Мать к матери» дала мне надежду, когда я больше всего в ней нуждался».

Познакомьтесь с Лизой и Джимом

Мы не были уверены, что собираемся делать…

«Мы не можем отблагодарить Мать-Мать достаточно за то, что она помогла нам встать на ноги после того, как меня посадили на постельный режим, а муж потерял работу. Время было неудачным, и мы не знали, что будем делать. Mother To Mother предоставила нам так много предметов первой необходимости для младенцев, которые мы не могли себе позволить в то время: одежду, подгузники и, самое главное, автокресло и рюкзак для игр. Сейчас у нас дела обстоят намного лучше, но мы никогда не забудем, как «Мать к матери» помогла нам в такое напряженное время».

MEET

Мать к матери

С 2004 года организация «Мать к матери» и наши сторонники помогли более 386 944 младенцам обрести более безопасную и здоровую жизнь.

Как родители, мы знаем, что нет ничего, чего бы не сделала мать, чтобы обеспечить безопасность и здоровье своего ребенка. Но для сотен тысяч матерей с низким доходом в Теннесси жизнь в бедности делает доступ даже к самому базовому уходу и расходным материалам невозможным с финансовой точки зрения.
 

Мы создали Mother to Mother, чтобы соединить мам, которым нужна помощь, с матерями, которые заботятся, чтобы мы могли доставить жизненно важные товары для ухода за детьми именно в руки матерей, которые в них нуждаются. Вместе мы сможем поддерживать наше сообщество в Теннесси, вырастить более здоровое поколение детей и оставить после себя более здоровую планету.

НАША ИСТОРИЯ

ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ

Требуется деревня.

Познакомьтесь с нашими щедрыми сторонниками, спонсорами и партнерами в натуральной форме.

СТАТЬ СПОНСОРОМ

Миллионы малообеспеченных детей нуждаются в нашей помощи.

Мы мечтаем о том дне, когда каждый ребенок, родившийся в Теннесси, будет иметь возможность развиваться, а каждая мать будет чувствовать поддержку. Наша цель в пределах досягаемости, но нам нужна ваша помощь!

2 366 730 долларов США

Предоставить подгузники на 1 месяц каждому ребенку из малообеспеченных семей, родившемуся в штате Теннесси.

1 314 850 долларов США

Предоставить набор для игр каждому ребенку из малообеспеченных семей, родившемуся в штате Теннесси.

ПОЖЕРТВОВАТЬ ДЕНЬГИ

ПОЖЕРТВОВАТЬ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ

Mother To Mother — это благотворительная организация 501(c)(3), зарегистрированная в штате Теннесси. Номер EIN: 20-1028812.

Поддерживая матерей, мы поддерживаем наше будущее.

Финансовые барьеры не должны стоять на пути обеспечения безопасности наших детей. Когда вы делаете пожертвование «Мать для матери», малообеспеченные матери получают возможность дать нашему следующему поколению шанс выжить, процветать и мечтать.

пожертвовать поставки

Дайте деньги

Мать Мать (2020) — IMDB

  • 2020202020202087
  • 48M

Your Rating

BiographyCrimeDrama

Dramatization of The Rame

. Биль, американский журналист, убитый в Кейптауне в 1993 году, и пьеса 2012 года, основанная на нем. Инсценировка одноименного романа Синдиве Магона об Эми Биль, американском журналисте, убитом в Кейптауне в 1993 и пьеса 2012 года по ней. Инсценировка одноименного романа Синдиве Магоны об Эми Биль, американской журналистке, убитой в Кейптауне в 1993 году, и пьесы 2012 года по нему.

YOUR RATING

    • Sara CF de Gouveia
    • Sindiwe Magona(based on the novel by)
    • Thembi Mtshali
    • Sara CF de Gouveia
    • Sindiwe Magona(based on the novel by)
    • Thembi Mtshali
  • See production, box office & company info
  • See more at IMDbPro
    • Awards
      • 1 nomination

    Фотографии

    Лучшие актеры

    Темби Мцхали

      • Сара К.