«Серебряные фонтаны. Книга 1» Биверли Хьюздон читать онлайн - страница 1. Серебряные фонтаны
Серебряные фонтаны. Книга 1 читать онлайн - Биверли Хьюздон
Биверли Хьюздон
Серебряные фонтаны
Зачем, тебе о сделанном жалеть?
У розы есть шипы, луна и солнце — в пятнах,
Бутон нежнейший гложет гадкий червь,
Таится ил в серебряных фонтанах.
Все люди грешны, грешен даже я...
Шекспир, сонет 35Глава первая
Бельгрэйв-сквер, Лондон, апрель 1916
В этот вечер он подарил мне розы.
Я ждала его весь вечер, а он пришел поздно — но я не обратила на это внимания, потому что держала на руках мою малышку. Ее тоже звали Розой — чудеснейший дар из тех, какие он когда-либо преподносил мне. За неделю после рождения она немного выросла и с каждым днем становилась все красивее.
Наклонив голову, я вдохнула ее сладкий запах и прошептала:
— О, моя Роза, ты станешь красавицей — прекраснейшее дитя из всех, которых я когда-либо видела.
Ее светлые глазки таращились на меня, пока я шепталась с ней, рассказывала ей о своей любви. Затем, угнездившись у моего сердца, она опустила темные полумесяцы ресниц на пухлые щечки — и заснула. О, я любила ее, как же я любила ее!
Она не проснулась, когда вошел Лео. Я улыбнулась ему поверх ее головки, он подошел ближе и остановился, гладя на нас обеих. Очень осторожно я повернула руки так, чтобы он мог, разглядеть ее получше.
— Смотри, разве она не красавица?
— Да, она красива. — Я услышала нежность в его голосе — он любил ее, как и я. Затем он спросил: — А как ты, Эми?
— Спасибо, Лео, я бодра и здорова. Этот доктор слишком много суетится, — я собиралась расспросить его о поездке, но он опередил меня.
— Я вернулся с подарком для тебя. — Лео подошел к оставленному на столе пакету и начал его развертывать.
Добравшись до продолговатого деревянного ящичка, он открыл крышку и вынул оттуда розы. Наконец я поняла, что это такое — это был новый сорт золотистой розы, который Лео вывел сам.
— Но для них слишком рано — сейчас только апрель! — воскликнула я.
— В прошлом году я перенес один куст в теплицу и дал Хиксу распоряжение телеграфировать мне, когда на нем появятся бутоны, — он встряхнул розы, чтобы они расправились, и протянул их мне. — Это для тебя, Эми.
Поместив мою малышку на сгиб руки, я протянула другую руку и приняла от него цветы.
— Спасибо, Лео, спасибо, — поднеся розы к лицу, я вдохнула их тонкий лимонный запах, а затем опустила их пониже, чтобы полюбоваться шелковой бахромой золотистых лепестков. — Эта роза слишком красива, чтобы не иметь названия.
Серые косящие глаза Лео, решительно заглянули в мои.
— Да, у нее есть имя — я окрестил ее этим вечером.
— Тогда — как она называется?
Улыбка медленно проступала на губах Лео, пока он говорил мне:
— Эми, графиня Ворминстерская.
Я была потрясена. Я всегда любила розы, с тех пор как маленькой девочкой приплясывала вокруг своего дедушки и требовала, чтобы он назвал мне каждую розу, росшую в саду нашего коттеджа. Теперь у меня была роза, названная моим именем! Я чувствовала, как мое лицо светится от радости, когда взглянула на мужчину, который преподнес мне такой чудесный дар. И тогда я увидела это — вспышку любви и влечения в его глазах.
В одно мгновение моя радость превратилась в боль и вину. Он вручил мне дивный подарок, но все, что я могла чувствовать в ответ — только благодарность. Я увидела, как неуверенный проблеск надежды в его косящих глазах начал блекнуть и угасать, и не могла вынести этого. Глядя на розы, его прекрасные розы, я прошептала:
— Они прекрасны, я никогда не видела роз прекраснее этих.
Лео ответил, теперь его голос был тяжелым и безрадостным.
— Я рад... что они тебе понравились.
Я повторила снова, впустую:
— Да-да, они мне понравились, — и поняла, что это прозвучало так — нравятся, но я не люблю. Не люблю.
Мой муж тоже понял это, его рука опустилась в едва заметном, безнадежном жесте.
— Осторожнее, Эми, у них есть шипы.
— Знаю, — взглянула я на него. — Дедушка говорил мне об этом, когда я была еще маленькой девочкой. Я помню, как он говорил, что розы похожи на саму жизнь. Радость и печаль, наслаждение и боль — все это соединено вместе, как цветы вьюнка на колючей изгороди.
— А я — колючая изгородь, — он произнес так тихо, что я едва расслышала его.
— Нет-нет, я... — мой голос ослабел и замер. Что я могла сказать ему? Что я не люблю его, как жена должна любить своего мужа? Он это знал.
Наступило молчание, которое тянулось и тянулось, пока не было нарушено сопящим звуком — Роза проснулась. Я отложила золотистые розы и подняла ее повыше, прижимая к сердцу. Она уткнулась мне в блузку, я быстро расстегнула пуговицы и дала ей грудь. Лео сел напротив меня, не говоря ни слова, но, наблюдая — наблюдая, как я кормлю ребенка, в котором он пытался отказать мне. Чуть позже. Когда, ее ровное посасывание замедлилось, я взглянула на него и сказала:
— Она и впрямь голодна. Я кормила ее незадолго до твоего прихода, но она любит свое молочко, моя Роза.
Лео заставил себя улыбнуться моим словам, и я улыбнулась в ответ.
— Она выглядит... цветущей, — чуть заикаясь, сказал он.
— Она уже наелась — хочешь подержать ее? — предложила я. Подняв малышку, я заглянула в ее светлые глазки. — А теперь, моя Роза, твой папа хочет пожелать тебе спокойной ночи.
Лео взял у меня девочку и сел назад в кресло, придерживая ее на одной руке так, что мог смотреть прямо в ее лицо.
— Спокойной ночи, Роза.
Она икнула в ответ.
— Может быть, ты поднимешь ее, чтобы ей было легче отрыгнуть? — предложила я.
Он поднял Розу и уложил животом себе на плечо, осторожно, но крепко. Его широкая ладонь похлопывала по выпрямленной спинке малышки, пока та не издала тихое, удовлетворенное бурканье.
— Итак... папа у нас умная нянюшка? — ласково заговорил он с ней. — Так лучше, моя Роза? — его пальцы прикоснулись к гладкой кожице на ее шейке. — Кажется, у тебя уже появилась одна прелестная темная кудряшка.
— Больше, чем одна, — мой голос звучал гордостью, пока я говорила это мужу. — Сними с нее чепчик, если хочешь — здесь тепло от камина.
Широкие пальцы Лео потянули за ленту, распуская завязки перед тем, как снять с нее чепчик и положить на колени. Его покрытые темными волосами руки бережно погладили черные завитки на затылке девочки, ее ручонка потянулась к нему в ответ. Вдруг он поднял Розу кверху, так, что ее голова прислонилась к курчавым седым волосам на его виске. Маленькие пальчики потянулись к лицу Лео, ухватились за изгиб его ноздри, а я смотрела на них обоих — мою прекрасную, совершенную малышку, и скрюченного, горбатого мужчину, который был ее отцом.
Он взглянул на меня, теперь его глаза были мрачными.
— Ты устала, Эми. Я задержал тебя допоздна, — Лео встал и подошел ко мне, чтобы вернуть мою драгоценную доченьку. Дождавшись, пока она безопасно устроится на моих руках, он отпустил ее. Когда он отстранялся от меня, пальцы его правой руки задели мою — и он отдернул их, словно обжегшись. Уходя, он повторил: — Ты устала, Эми... тебе пора быть в постели.
— Пустяки, — быстро ответила я, — я и так целый день провожу в постели.
— Так и должно быть после родов.
Это напомнило мне ранее сказанное доктором. Тогда я была разочарована, но сейчас — почти рада этому.
— Тебе это сказал доктор?
— Да. Я немного... беспокоюсь... — привычное заикание было очень заметно в его голосе.
— О, моя температура скоро упадет, он только сказал...
— Конечно, он был совершенно прав. Даже если бы она у тебя не была высокой, с моей стороны было неосторожным входить в твою комнату после того, как я вернулся с работы в больничной палате, — вздохнул Лео. — Так много воспаленных ран у пациентов из Франции.
Франция, земля, где люди сражались и умирали, Слезы выступили на моих глазах, я не могла сдержать дрожь страха, потому что он тоже был там — человек, которого я любила.
Мой муж проковылял к камину.
— Ты замерзнешь, Эми, ты должна идти в постель. Я позвоню, миссис Чандлер, — пальцы Лео прикоснулись к кнопке звонка, но он медлил нажимать ее. — Тебе... понравились твои розы?
— Да, они прекрасны, — поспешно ответила я.
— Как... и ты... — приглушенно добавил он.
— Это прекраснейшие розы, я никогда не видела роз прекраснее, — повторила я. Когда он нажимал звонок, я увидела, как огонек надежды снова вспыхнул в его глазах — и угас. Пока он шел к двери, я подхватила розы свободной рукой, крича ему вслед: — Спасибо, Лео, спасибо! — но он не оглянулся.
Слезы душили меня, но, услышав снаружи шаги миссис Чандлер, а затем — тихий звук открываемой двери, я смахнула их прочь. Миссис Чандлер, бывшая няня самого Лео, приехала сюда из Истона, чтобы в течение месяца после рождения Розы ухаживать за мной и за малышкой. Сейчас она пришла в восторг от золотистых роз.
— Надо же, розы в апреле! Как, однако, было мудро со стороны его светлости перенести их в теплицу. — Когда я сказала ей, что роза названа моим именем, она восхищенно воскликнула: — Какая забота о вас, моя леди! Вам, наверное, это очень понравилось!
— Да, он так добр ко мне, — тихо ответила я.
— Это не доброта, — ее улыбка стала шире. — Это любовь, моя леди, — миссис Чандлер не видела, как я покраснела от сознания своей вины, потому что склонилась над бельевой корзиной, доставая чистые пеленки. Она подошла, чтобы перепеленать Розу. — Иди ко мне, моя маленькая девочка, — руки миссис Чандлер четко и уверенно пеленали ребенка. — А кто у нас здесь папина любимица? — Оглянувшись, она сказала мне: — Одно удовольствие было смотреть на его светлость на этой неделе. Он выглядел как пес с двумя хвостами — и оба виляли.
Миссис Чандлер вернула мне дочку, и я почувствовала теплое прикосновение ее руки к своему плечу.
— Моя леди, я не хочу позволять себе слишком много, однако, глядя на вас обоих, пока вы ждали эту славную девочку, я не могла помочь советом, но говорила себе — наконец-то они научатся заботиться друг о друге. — Я отвернулась к розам, она проследила мой взгляд: — Я сейчас же поставлю эти цветы в воду, а затем принесу их сюда. Говорят, что цветы, оставленные на ночь в комнате больного, вредны для здоровья, но, по-моему, они придадут вам бодрости в любое время.
Вскоре миссис Чандлер вернулась с вазой, полной чудесных золотистых роз Лео.
— Я поставлю их на стол, здесь вы сможете их видеть. Доброй ночи, моя леди. Да не забудьте позвонить, когда малышке потребуется сменить пеленки.
Я улыбнулась и поблагодарила ее, хотя мы обе знали, что я не позвоню. Мне нравилось самой заботиться о своей малышке. Кроме того, для меня не было привычным звонить служанкам — не так давно я сама была служанкой.
Дверь мягко закрылась за ней, и я осталась одна с моей спящей Розой. Она не могла видеть слез, бегущих по моим щекам, поэтому я не отирала их. Вся моя спокойная уверенность последних дней исчезла, отнятая розами — его подарком. До недавних пор я чувствовала себя так удобно с ним, мне нравилось его общество, я училась звать его Лео, а не «мой лорд». Кроме того, я училась заботиться о нем — в этом миссис Чандлер была права, — но забота еще не была любовью. Я сознавала разницу. А нынче вечером, глядя на мое лицо и ожидая моего ответа, он тоже сознавал эту разницу.
Горячие слезы вины и стыда жгли мои щеки. Я была так многим обязана Лео, но не могла дать ему любви, которой он жаждал — потому что она была отдана другому. Запах его роз принес в комнату атмосферу лета, а с летом пришли и воспоминания, воспоминания о золотой поре перед войной — воспоминания о Фрэнке.
Я не могла совладать с ними. Вдруг я словно перенеслась в то время, в Парк, к Фрэнку. Я видела его мальчишескую улыбку, слышала его дразнящий смех — внезапно Фрэнк побежал передо мной, высокий, стройный и юный. Я устремилась за ним, пока не увидела, что блестящий цилиндр накренился и упал с его гладких, светлых волос. Я наклонилась поднять цилиндр — и в этот миг поняла, что люблю Фрэнка, что буду любить его всегда.
Глава вторая
Наутро я проснулась, радуясь Розе — и Флоре. Элен, няня, привела мою старшую дочь, чтобы та пожелала мне доброго утра. Как только дверь открылась, Флора побежала по ковру к кровати. Вскарабкавшись на нее, она бросилась прямо ко мне в объятия. Я крепко обняла ее. Она казалась такой большой и крепкой по сравнению с новорожденной Розой. Флоре через месяц исполнялось три года, она выглядела настоящей маленькой леди, от розового атласного банта в волосах до белых детских туфелек на ногах. Она внезапно отскочила, высвободилась из моих объятий и начала прыгать по кровати.
— Осторожнее, леди Флора, — Элен протянула руку, чтобы удержать ее.
— Посмотри, Флора, посмотри на те розы, — быстро сказала я. Она обернулась, чтобы посмотреть на них. — Папа привез их прошлым вечером, прямо из Истона.
Голубые глаза Флоры вернулись к моему лицу.
— Папа приходил ко мне — перед завтраком, — важно сообщила она мне.
— Да, вы были еще в ночной рубашке, леди Флора, — улыбнулась Элен.
Флора энергично закивала головой, ее локоны засияли золотом на апрельском солнце — она была так красива. Улыбаясь от любви и гордости, я протянула к ней руку.
— Ты еще не пожелала доброго утра своей милой сестричке.
— Она не слышит. — Флора выпятила нижнюю губу и протянула руку к Розе, растопыренные пальцы почти коснулись лица малышки. Я быстро отвела ее руку назад.
— Она еще спит, нам лучше не беспокоить ее. Ты хочешь, Флора, чтобы мама прочитала тебе сказку?
Рот Флоры поджался в раздумье, затем она уверенно кивнула.
— Золушку. — Я открыла рот, но не успела сделать привычное напоминание, как она добавила: — Пожалуйста.
Мы обменялись с Элен улыбками, когда она подавала мне книгу сказок.
— Спасибо, Элен. Можешь идти.
— Позвоните мне, если она начнет шалить, моя леди. Я поблагодарила ее улыбкой и начала перелистывать книгу, чтобы найти выбранную на сегодня сказку. Когда Флора устроилась поудобнее, и плотно прижалась к моему боку, я начала читать:
— Давным-давно жил один джентльмен, который женился во второй раз, — я запнулась на мгновение, вспомнив, что я — тоже вторая жена, но нетерпеливое движение Флоры напомнило мне об обязанностях, и я продолжила: — ...на самой гордой и высокомерной женщине, какую только можно было представить...
Старшая сводная сестра безнадежно пыталась натянуть хрустальный башмачок на свою слишком большую ступню, когда в дверь спальни постучали. Флора вскинула голову и, едва дверь распахнулась, скатилась с кровати с криком:
— Тетя Ан'бел, тетя Ан'бел!
Высокая, стройная, темноволосая — и такая красивая, даже в своей безобразной униформе VAD [VAD (voluntary and detachment) — добровольческий вспомогательный отряд.], мисс Аннабел наклонилась, чтобы подхватить визжащую Флору на руки.
— Доброе утро, Флора. Как ты себя чувствуешь, Эми? — она не стала дожидаться ответа. — Я не могу задерживаться, у меня сегодня дежурство в депо — я опоздала прошлым вечером, а теперь снова проспала утром — после того, как я попила чая, эта негодная служанка позволила мне заснуть. Она, кажется, не понимает, что я на работе, — Аннабел отвела цепляющиеся ручки моей дочери. — Нет, Флора, я только зашла пожелать тебе доброго утра, как обещала, но мне нужно уходить.
— Тетя Ан'бел... — протестующе заныла Флора, но мисс Аннабел была непреклонной. — Ты должна быть хорошей девочкой и помнить, что есть бедные солдаты, которым плохо. Им нужна тетя Аннабел, чтобы отвезти их в госпиталь, где их положат в удобную кровать — и тогда твой папа будет заботиться о них. Я должна идти.
— Флора помашет до свидания... — умоляюще побежала за ней Флора.
У двери мисс Аннабел обернулась.
— Хорошо, ты можешь спуститься со мной вниз. Эми, я попрошу Тимса послать ее обратно с горничной, когда она проводит меня. — Моя дочь с победным криком ухватилась за ее руку. — Идем быстрее, я спешу, — она всегда спешила, эта мисс Аннабел.
Сейчас ее звали леди Квинхэм, но я все еще думала о ней как о мисс Аннабел, потому что так я запомнила ее, когда впервые пришла в Нетер Курт, служить ее личной горничной.
Флора всхлипывала, когда Берта привела ее назад, и поначалу оттолкнула мои протянутые руки.
— Тетя Ан'бел уехала, тетя Ан'бел уехала.
— Она вернется позже и зайдет к тебе в детскую. Ты знаешь, что она всегда выполняет свои обещания.
Флора нехотя позволила успокоить себя. Я взяла книгу со сказками и приглашающе раскрыла перед собой.
— Другую сказку, мама! — воскликнула Флора. Немного подумав, она добавила: — Пожалуйста.
— Какую ты хочешь, Флора? — спросила я, обняв ее.
— Про Зверя.
Я начала читать.
— Жил-был богатый купец, у него было шестеро детей — три сына и три дочери... — я едва заглядывала в слова, потому что знала наизусть всю историю «Красавицы и Зверя», которая была моей любимой сказкой еще с тех пор, как я девочкой жила в Борреле; а теперь я рассказывала ее своей дочери.
Флора слушала внимательно, но я скомкала конец, услышав, что проснулась Роза.
— Итак, потом они жили долго и счастливо... а вот и Элен, пришла взять тебя на прогулку.
— Не хочу уходить... — заупрямилась Флора.
Взглянув на Элен, я жестом показала на детскую кроватку.
— Леди Флора, — твердым голосом сказала Элен, — если мы не выйдем прямо сейчас, мы не увидим тех больших мальчиков в парке.
Флора надулась. Игнорируя протянутую руку Элен, она перекатилась через кровать и со стуком скатилась с другой стороны, а потом сама направилась к двери.
Миссис Чандлер с улыбкой закрыла ее за ними.
— В этом возрасте они такие проказницы — прямо мальчишки. Вот почему лучше обзаводиться ими, пока вы сами еще молоды, не так ли, моя леди? — Вдруг ее улыбка сменилась вспышкой смущения, которую она быстро замаскировала, обратив внимание на вазу с розами. — Пожалуй, я освежу их. Розы любят воду.
Мне было только восемнадцать, когда родилась Флора. Юный возраст, но достаточный, чтобы знать жизнь лучше. Со вздохом я потянулась к Розе и распустила завязки ее чепчика, чтобы погладить ее по нежному шелковистому пушку на головке — такому же мягкому и шелковистому, как черные волосы, покрывающие тело ее отца. Шерсть, как я назвала их однажды, но не такая, как у собаки, а гораздо мягче...
Миссис Чандлер прервала мои мысли, вновь поставив передо мной вазу. Мои глаза устремились на желтую розу — розу Красавицы, привязавшую ее к Зверю.
— Досадно, что его светлость сейчас не может навестить вас и вашу славную малышку, — вздохнула миссис Чандлер. — Вам, наверное, тоже досадно.
Ощущение вины вернулось, потому что я чувствовала не досаду, а облегчение. Мне не хотелось его видеть, мне не хотелось видеть его взгляд, полный безнадежного влечения. Я не могла выносить этот взгляд.
Но в этом была повинна я. Я так боялась во время ожидания Розы, а он был так добр ко мне, помогал, ободрял меня — и я очень старалась угодить ему. Я звала его по имени, я обращалась к нему особым голосом, тихим и мягким, и этим вызвала в нем надежду.
Если бы я только вспомнила волшебную сказку — то вспомнила бы, что единственным, чего хотел Зверь от Красавицы, была любовь. Но мне и в голову не приходило, что Лео захочет от меня того же, он никогда не хотел этого прежде. Все эти годы я училась заботиться о нем, уважать его и доверять ему, и мы были довольны вместе. Ох, почему он не мог удовлетвориться этим?
Я встала и оделась к чаю. После того как Роза получила свое, и заснула, я позвонила Элен, чтобы та вновь привела Флору, и мы начали играть с ней в спальне в Ноев ковчег. Я изображала огромного слона, который не хочет присоединяться к общей группе, поэтому Флора вцепилась мне в волосы, чтобы втащить меня наверх, и растрепала всю мою прическу. Конечно, она стала тянуть еще сильнее, пока мы смеющейся кучей не оказались на полу. Однако, когда в комнату вошла миссис Чандлер с чистым бельем, я представила себе, до чего же небрежно выгляжу, и быстро встала на ноги.
knizhnik.org
Серебряные фонтаны. Книга 2 читать онлайн - Биверли Хьюздон
Биверли Хьюздон
Серебряные фонтаны. Книга 2
Зачем, тебе о сделанном жалеть?
У розы есть шипы, луна и солнце — в пятнах,
Бутон нежнейший гложет гадкий червь,
Таится ил в серебряных фонтанах.
Все люди грешны, грешен даже я...
Шекспир, сонет 35Глава двадцать восьмая
Теперь я каждый день читала за завтраком «Таймс», чтобы знать последние новости о войне. Наши войска снова начали наступление и достигли речки Анкр, но два судна-госпиталя затонули на минах у мыса Эгюий. Одним из них был огромный лайнер «Британик», за час ушедший под воду. К счастью, на нем не было пациентов, но погиб доктор и несколько членов RAMC. Я содрогнулась — слава Богу, Лео был в безопасности на суше.
Джим Арнольд теперь находился в госпитале рядом с Солсбери. Место, где была отрезана его нога, воспалилось, и он очень исхудал, но наконец пошел на поправку. Клара посещала его каждую неделю, а по воскресеньям приходила на чай к его матери. Миссис Чандлер рассказала мне, что миссис Арнольд очень ценит Клару: «Она хорошая девушка, моя Клара, но как жаль... — она вздыхала. — Мужчины смотрят только на внешность девушек. Женщины, они другие, их не волнует, если мужчина не слишком хорош собой. Они смотрят внутрь, на его сердце».
В конце месяца с роз Лео осыпались последние лепестки. Я распрощалась с «Эйми Виберт» до следующего года и написала Лео, что буду скучать по ее золотистым цветам и глянцево-зеленым листьям. «Она так мне нравится, что хотелось бы, чтобы она и вправду носила мое имя». Затем я спросила его: «Я знаю, что это французская роза, и помню, что ты как-то говорил мне, что она была «Нуазеттой», но она не похожа на кусты «Нуазетты». Почему она отличается?»
Его ответ пришел, когда мы с Кларой были в кладовке. Зашел разговор о продуктах для стола, и Клара попросила меня вместе с ней пересмотреть припасы. Когда мистер Тимс принес мне письмо, я воскликнула:
— Как странно! Оно в зеленом конверте! Клара улыбнулась.
— Наш Джордж использовал такие, когда ему удавалось достать их. Он не любил, когда цензор просматривал его письма. Видите, — она взяла у меня конверт и указала на напечатанные слова: «Корреспонденция не подлежит досмотру», — они указывают, что внутри нет ничего о войне, а только о семейных делах и тому подобном. Смотрите, подпись его светлости!
После объяснения Клары я не удивилась, что Лео использовал этот конверт. Я знала, что ему не нравится, когда его письма читает кто-то еще — с тех пор, как он прибыл во Францию, его письма стали еще более формальными и безликими. Я надеялась, что в этом письме, он побольше расскажет мне о своих делах, хотя бы какое в госпитале питание. Я никогда не спрашивала Лео об этом, потому что знала, что он не будет писать ничего такого, что может показаться его офицеру недовольством, но часто надеялась, что он догадается написать.
Однако когда я поднялась в свою гостиную и распечатала конверт, мне показалось, что там говорится о том же, о чем и обычно. Лео начал с ответа на мой вопрос о розе.
Как ты и предполагала, «Эйми Виберт» — не совсем «Нуазетта», хотя, безусловно, один из ее предков тот же, что и у «Нуазетты» — «Чемпни Пинк Кластер». Я как-то сажал его черенок, но он не прижился. Она унаследовала свою характерную листву от «Розы Семпервиренс» (семпер — вечный, виренс — зеленый), а позднее цветение — от «Розы Муската», то есть мускатной розы, с запахом, похожим на запах мускатного вина. Однако она не полностью унаследовала мускатный аромат, я даже слышал, что ее запах называют мускатным незаслуженно, но не согласен с этим. Она не выставляется со своим запахом, как большинство ее самоуверенных сестер — его еще нужно поискать, — но однажды замеченная ее изысканность не имеет себе равных. Теперь ты видишь, что у твоей малютки «Эйми Виберт» смешанное происхождение, но она не стала от этого хуже. В действительности, я всегда чувствовал, что этот изъян ее происхождения придает ей стойкость и верность, она всегда дарила мне свои цветы, если это было в ее силах. Тем не менее, будучи вьющейся розой, она нуждается в поддержке и готова обвиться даже вокруг самой ненадежной опоры, пока эта ее огромная зависимость не даст опоре силу поддерживать ее. Она— уязвимая роза, моя «Эйми Виберт», у нее мало шипов, но она будет использовать их, если сочтет нужным, и поэтому, несмотря на ее кажущуюся слабость, она очень сильна.
Я вернулась к началу и снова перечитала эти слова. Моя рука чуть задрожала. Возможно, я была дурочкой — неужели он писал только о розе? Я прочитала дальше:
Я с облегчением узнал, что у Флоры прошла простуда. Ты совершенно права, что вызвала доктора Маттеуса — в таком деле не бывает чрезмерной предосторожности. Надеюсь, что Роза меньше капризничает теперь, когда ее зуб прорезался. Спасибо тебе за регулярные новости о наших дочерях. Я не околею о своем решении пойти в армию, но жалею, что не вижу, как подрастают дети. Хотел бы я иметь волшебное зеркало Зверя, чтобы каждый вечер смотреть в него и видеть, как вы втроем сидите у камина в детской.
Почему ты так завистливо пишешь об «Эйми Виберт» — «хотелось бы, чтобы она и вправду носила мое имя»? Конечно, ты знаешь, что она его уже носит, ведь Эми— это любовное от Эйми. Пожалуйста, извини меня за сегодняшнюю болтовню. Сейчас у нас выдалось немного свободного времени, и, получив два зеленых конверта, я не мог сопротивляться желанию потратить один немедленно, — дар уединения так редок в военное время. Однако я знаю, что у тебя мало времени писать письма, поэтому не жду, что ты ответишь на сегодняшнее письмо. Я понимаю, Эми.
Твой преданный муж, Лео Ворминстер.
«Эми — это любовное от Эйми». Перечитывая эти слова, я сознавала, что Лео писал не о своих розах. Это было любовное письмо, но очень деликатное любовное письмо. Я могла либо принять эти строки, либо пренебречь ими — потому что он понимал.
Наутро я одела детей в лучшую одежду и повезла в Тилтон. В фотостудии я посадила себе на колени Розу, а Флора тесно прижалась к моему плечу. По команде мы улыбнулись навстречу вспышке слепящего белого света. Я не могла дать Лео любви, которой он хотел, но могла прислать ему замену волшебного зеркала.
Когда мы вернулись, мистер Селби сказал мне, что ходят слухи о том, что Асквит будет переизбран, а первым министром станет Ллойд Джордж.
— Сомневаюсь, что Кроуфорд останется в сельскохозяйственном ведомстве, если Асквит уйдет, — вздохнул мистер Селби. — Мы можем быть уверены в одном, леди Ворминстер — кто бы ни пришел к власти, для нас это значит, что прибавится работы по заполнению этих надоевших форм, и больше ничего.
Я знала, что он был прав — в последние дни я все больше и больше времени проводила в кабинете имения. К счастью, у Розы был хороший нрав, она бьиа совершенно спокойна, оставаясь в детской, а я забегала к ней каждую пару часов. Она уже выучилась выпрямляться и вставать, а если я садилась на пол, она спешила доползти до меня, хваталась за мою одежду и вставала прямо, шатающаяся, но довольная. Мне было трудно отрываться от детей и уходить вниз, но, ничего не поделаешь, мы должны были победить в войне.
Леди Бартон сказала мне в следующий визит, что сэр Джордж вернулся в свой полк во Франции.
— Он хотел уехать, он чувствовал, что должен уехать, но... — она вздохнула, ее лицо было грустным и огорченным. Затем ее взгляд прояснился: — Правда, Цинтия здесь, с детьми. Она закрыла дом в Ратленде — незачем держать его открытым, пока Джон вдали. Она очень помогает выздоравливающим — ее музыка, ты знаешь — и, кроме того, мужчины любят смотреть, как вокруг бегают дети. Кстати, дорогая моя, Цинтия приглашает твою малышку Флору на чай в детскую. Когда это будет удобнее?
Я обрадовалась — Флоре пора было чаще встречаться с другими детьми. Элен обрадовалась еще больше — она не разговаривала с другими нянями с самого рождения Розы.
Флора вернулась оттуда, полная впечатлений от проведенного дня, и я предложила сделать ответный прием на следующей неделе. Элен согласилась, но было что-то скрытое в ее голосе.
— Ты на что-то намекаешь, Элен? — спросила я.
— Я предпочла бы сама ответить на гостеприимство Нэнни Томлинсон в нашей детской.
Я, наконец поняла ее и поспешно сказала:
— Конечно. У меня дела по имению, поэтому осмелюсь предложить тебе самой присмотреть за этим.
— Да, моя леди, я это сделаю, — согласие Элен было слишком сухим, чтобы быть вежливым, но мне следовало догадаться об этом раньше. В конце концов, я сама прежде была служанкой. Гордость Элен задело бы, если бы я пришла в детскую играть с детьми, а ей осталось бы принимать коллегу. Да и Нэнни Томлинсон это, действительно, могло показаться странным.
Когда наступил день приема, Элен предложила мне зайти в детскую минут на пять.
— Нэнни Томлинсон это покажется знаком расположения, моя леди.
Я так и сделала. Но, к сожалению, я не могла задержаться там, хотя девочки так веселились, играя вместе.
— Элен знает множество детских игр и умеет развлечь детей, — сказала мне Клара. — Даже когда она была молоденькой девушкой, малыши бегали за ней и просили ее поиграть с ними. Мама всегда говорила мне, что Элен будет хорошей матерью, когда придет время, — она взглянула на меня и улыбнулась. — Ваш кузен, кажется, любит писать письма? Элен никогда не ходит без письма в кармане передника, — она наклонилась ко мне, — и, по-моему, она без памяти влюбилась в него, хотя они виделись всего один раз.
Я была уверена, что Клара права, потому что по вечерам, когда я приходила пожелать Флоре доброй ночи, Элен нередко рассеянно выслушивала новости из Лондона и садилась ждать, с надеждой глядя на меня. Тогда я углублялась в воспоминания о Ламбете и вытаскивала оттуда забавные истории об Альби.
Беата сообщила мне в письме, что Джордж ушел в армию — в этом месяце ему исполнилось восемнадцать. Джим тоже ушел, солгав о своем возрасте, но Беата пошла прямо к сержанту со свидетельством о рождении и вернула Джима обратно. Она сказала, что теперь Джим дуется и почти не разговаривает с ней, но Альф написал, что она совершенно права, поступив так — троих сыновей в армии достаточно, чтобы любому мужчине было о чем беспокоиться. «Он хороший отец, Альф, всегда в первую очередь думает о мальчиках. Он хороший человек, хотя порой с ним бывает трудно».
«Хороший человек, хотя порой с ним бывает трудно». Мои мысли полетели к Лео и ко всему, с чем ему приходилось сталкиваться в госпитале — страданиям, запаху и крови. Я не могла даже заходить в такие места, не говоря уже о том, чтобы работать там, а он работал.
Заставив себя отбросить страх, я сосредоточилась на выборе содержимого для рождественской посылки Лео. Я тщательно обдумала главный подарок — так как Лео жил в деревянном бараке, а зимой было холодно, особенно ему, учитывая его немолодой возраст и то, что форма плохо подходила к его горбу, я решила сшить ему жилет под мундир. Жилет застегивался у шеи и был цвета хаки, как обычная форма, но лучше подходил к фигуре Лео, потому что был сшит по выкройке, снятой с его утреннего пиджака, й был гораздо теплее, потому что был сделан из наилучшего мохера-альпака. Закончив шитье жилета, я вышила имя и армейский номер Лео красной ниткой с внутренней стороны воротника, большими красивыми буквами, чтобы никто не мог «позаимствовать» жилет, хотя вряд ли он подошел бы еще кому-нибудь, учитывая его особую форму. Сделав это, я полчаса провела над каталогом «Харродса», выбирая любимые лакомства Лео, от анчоусной пасты до консервированных трюфелей. Миссис Картер напекла рождественских тортов, и я послала также один из них, вместе с обычной коробкой сигар и парой перчаток, которые я связала, выделив время от чтения последних предписаний по управлению сельским хозяйством.
Я не ожидала рождественского подарка от Лео, но подарок пришел, прямо из «Харродса» — пакет, в котором оказалась блестящая серебряная авторучка и золотые наручные часы-браслет. Мне было нужно и то, и другое, потому что теперь я целые дни проводила то в кабинете имения, заполняя с мистером Селби формы, то на домашней ферме, обсуждая дела с мистером Арноттом. Кроме того, как я сказала Лео в благодарственном письме, подарки были красивы.
Кажется, мои подарки понравились Лео — он ответил мне сразу же. Так же сделал и Фрэнк. Конечно, я послала посылку и ему, на случай, если вдруг ему никто ничего не пришлет. Я послала ее от имени Флоры, но ответ был адресован мне.
Спасибо Флоре за рождественскую посылку, очень признателен. У Флоры утонченный вкус на сигареты, учитывая ее нежный возраст! Хорошо провожу время с французами, будет чертовски жаль, когда оно кончится. Когда в следующий раз приеду в отпуск, то навещу тебя в Уилтшире — кажется, я обязан отплатить хотя бы этим за доброту своей тайной жены.
Всегда твой, Фрэнк.
Читая эти слова, я почувствовала прилив радостного волнения — я просто не могла сдержать себя.
После Рождества наступили хмурые, студеные дни. Мистер Тиме сказал, что не помнит такой холодной зимы. Я заказала две нательные рубашки из шерсти ламы, сказав ему, что он должен одевать их под пиджак. Когда рубашки были присланы, то оказались такими мягкими и плотными, что я немедленно заказала еще две и послала Лео во Францию — ведь там тоже было холодно. Угля не хватало. Мы получили приказ правительства не тратить его попусту, и Лео написал, чтобы мистеру Хиксу передали, что теплицы в этом году останутся нетоплеными. Он прислал целые страницы инструкций о том, что и как должно быть сделано, все они были написаны химическим карандашом. Язык Лео, наверное, неделями был лиловым от облизывания кончика грифеля. Мы с Кларой помогли мистеру Хиксу уложить горшечные розы в солому, затем он с Джесси накрыл брезентом стеклянную кровлю теплицы и оставил розы в темноте.
В наружном парке от побегов «Гарланд Розы» остались одни прутья, торчащие под темно-серым небом. Они выглядели так, словно никогда не вернутся к жизни. В село пришли еще две телеграммы — молодые мужчины Истона «вырезались и облетали», словно цветы розы зимой. Я ходила туда и плакала с матерями, а они показывали мне фотографии своих сыновей: «Он был таким хорошим мальчиком...» На следующей неделе они показывали мне письма, пришедшие вслед за телеграммами: «Вы хотите прочитать, что говорят о моем Теде, моя леди?» — И зачитывали. «Дорогая миссис Дэвис, я знаю, что вы уже получили обычное извещение военного ведомства... выстрелом в голову... умер мгновенно... его доблестное поведение... горестная потеря для всех нас... искренне ваш, Филип Брэн-сон, командующий командой С». Я разделяла с ними слезы гордости.
Письма Лео становились короче и короче — возможно, ему не нравился вкус химического карандаша, потому что одно, написанное чернилами, было длиннее других и явно из барака YMCA. Я недоумевала, почему он не пользуется их чернилами все время. Я, как и прежде, писала в определенный день недели, но ответы стали приходить по-разному — Лео объяснил, что пишет в зависимости от того, насколько он занят. Письмо, пришедшее в начале февраля, заканчивалось припиской: «Кстати, теперь я ношу по две нашивки на рукавах, поэтому пиши на конвертах — капралу Ворминстеру».
В следующий визит леди Бартон я рассказала ей об этом, и она одобрительно улыбнулась:
— Итак, кровь Ворминстеров дает себя знать — даже в солдатах.
Спускаясь по лестнице на пути домой, она кивала на портреты генералов и называла битвы, в которых те сражались.
— Войн, Бленхейм, Квебек, Саратога, Ватерлоо, — леди Бартон подошла к последнему грозному портрету: «Артур, шестой граф Ворминстерский». — Он был в Афганистане, один из немногих уцелевших, а затем ходил в Крым. Там он подхватил тиф, поэтому не возвращался сюда до 55-го года, но высадился на берег с намерением всыпать им всем — британскому высшему командованию, а не русским — и всыпал, по общему мнению. Нелегкий был человек, рявкал на всех, а больше всего — на бедняжку Элизабет. Боюсь, что Леонидас пошел в него.
— Лео, не рявкает — если только не рассердится! — возмутилась я.
— Как ты предана ему, дорогая — прямо как Элизабет. — Когда мы спустились в холл, она сказала: — Какая ужасная зима! Бедный Джордж, как бы я желала, чтобы он не возвращался на фронт, — ее лицо внезапно стало старым и увядшим.
Я накрыла ладонью ее руку.
— Я уверена, что у сэра Джорджа все будет хорошо, леди Бартон. Он так давно служит в армии, — я на мгновение задохнулась от запаха фиалок, затем мы услышали стук мотора подъехавшей машины и звук открываемой мистером Тимсом наружной двери.
Леди Бартон обернулась ко мне.
— Кстати, этим утром я получила телеграмму от Фрэнсиса. Он напрашивается к нам на несколько дней, пока будет в отпуске, и, полагаю, заедет и сюда. Естественно, ему захочется посмотреть на девочку, — ее глаза зорко впились в мое лицо, затем она добавила: — Мы не можем иметь все, чего нам хочется, дорогая — в этом мире. Ты ведь не забудешь об этом? Ну, до свидания, а будешь писать Лео — передай мои наилучшие пожелания.
Но даже под испытующими взглядами генералов в красных мундирах я не могла скрыть свое волнение, когда бежала назад по лестнице. Просто увидеть его, просто узнать, что он невредим — этого будет достаточно.
Глава двадцать девятая
Фрэнк прибыл в Истон прямо перед вечерним чаем. Я сидела в своей гостиной с Розой, когда он вошел, розовощекий от холода и движения.
— Слава Богу, старина Джордж еще держит в конюшне одну-двух приличных лошадей, — усевшись на стул у камина, он протянул руки к огню. — Я скакал галопом всю дорогу сюда.
Я смотрела на Фрэнка, а он не сводил глаз с пляшущего пламени. Его лицо стало суше, нежность молодости уступила силе возмужания — навсегда исчез смеющийся юноша, бегавший со мною в парке. Меня забила дрожь, я спросила наудачу:
— Ты все еще общаешься с французами?
Фрэнк повернул лицо ко мне, и я увидела тонкие морщинки вокруг его голубых глаз.
— Неофициально. Теперь я снова на линии фронта, со старым батальоном. Правда, старого батальона больше нет, а с ним и многих хороших парней, — тут он заметил, что я дрожу. — Не смотри на меня так, Эми. Кому повезло, тому повезло, — он откинулся на стуле и протянул к огню свои глянцевые кожаные ботинки, огненные блики заиграли на кончиках стальных шпор. — А где Флора?
— Она скоро спустится к чаю. Послать за ней сейчас?
— Пожалуйста, Эми.
Весь чай Фрэнк любовался дочерью, а она буквально прилипла к нему. Роза спала рядом со мной на диване, а я сидела тихо, глядя на эти две белокурые головы, бывшие так близко друг от друга. Но как только поднос с чаем убрали, Фрэнк настоял:
— А теперь вам пора в детскую, юная леди.
Я позвонила, и Элен увела протестующую Флору. Едва за ними закрылась дверь, Фрэнк внезапно сказал:
— Я видел Аннабел по пути в Англию. Она была в бесформенной синей спецовке, ее великолепные волосы были запиханы под какой-то тюрбан, а прелестные руки покрыты отвратительной смазкой. Она копалась в моторе своей санитарной машины. Мы постояли и культурно поговорили о маховиках и свечах зажигания — не имею ни малейшего понятия, что это такое, я не инженер. Мы даже выпили вместе по чашке кофе в одном из богомерзких булонских кафе — когда Аннабел вытерла с себя смазку. Она погубила свои руки, просто погубила! — Фрэнк повысил голос, в котором слышался гнев. — Аннабел сказала мне, что пребывание во Франции заставило ее изменить взгляды. Она поняла, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на бесполезные сожаления, и поэтому решила простить меня.
knizhnik.org
Читать онлайн "Серебряные фонтаны. Книга 1" автора Хьюздон Биверли - RuLit
Биверли Хьюздон
Серебряные фонтаны
Зачем, тебе о сделанном жалеть?
У розы есть шипы, луна и солнце – в пятнах,
Бутон нежнейший гложет гадкий червь,
Таится ил в серебряных фонтанах.
Все люди грешны, грешен даже я...
Шекспир, сонет 35
Бельгрэйв-сквер, Лондон, апрель 1916
В этот вечер он подарил мне розы.
Я ждала его весь вечер, а он пришел поздно – но я не обратила на это внимания, потому что держала на руках мою малышку. Ее тоже звали Розой – чудеснейший дар из тех, какие он когда-либо преподносил мне. За неделю после рождения она немного выросла и с каждым днем становилась все красивее.
Наклонив голову, я вдохнула ее сладкий запах и прошептала:
– О, моя Роза, ты станешь красавицей – прекраснейшее дитя из всех, которых я когда-либо видела.
Ее светлые глазки таращились на меня, пока я шепталась с ней, рассказывала ей о своей любви. Затем, угнездившись у моего сердца, она опустила темные полумесяцы ресниц на пухлые щечки – и заснула. О, я любила ее, как же я любила ее!
Она не проснулась, когда вошел Лео. Я улыбнулась ему поверх ее головки, он подошел ближе и остановился, гладя на нас обеих. Очень осторожно я повернула руки так, чтобы он мог, разглядеть ее получше.
– Смотри, разве она не красавица?
– Да, она красива. – Я услышала нежность в его голосе – он любил ее, как и я. Затем он спросил: – А как ты, Эми?
– Спасибо, Лео, я бодра и здорова. Этот доктор слишком много суетится, – я собиралась расспросить его о поездке, но он опередил меня.
– Я вернулся с подарком для тебя. – Лео подошел к оставленному на столе пакету и начал его развертывать.
Добравшись до продолговатого деревянного ящичка, он открыл крышку и вынул оттуда розы. Наконец я поняла, что это такое – это был новый сорт золотистой розы, который Лео вывел сам.
– Но для них слишком рано – сейчас только апрель! – воскликнула я.
– В прошлом году я перенес один куст в теплицу и дал Хиксу распоряжение телеграфировать мне, когда на нем появятся бутоны, – он встряхнул розы, чтобы они расправились, и протянул их мне. – Это для тебя, Эми.
Поместив мою малышку на сгиб руки, я протянула другую руку и приняла от него цветы.
– Спасибо, Лео, спасибо, – поднеся розы к лицу, я вдохнула их тонкий лимонный запах, а затем опустила их пониже, чтобы полюбоваться шелковой бахромой золотистых лепестков. – Эта роза слишком красива, чтобы не иметь названия.
Серые косящие глаза Лео, решительно заглянули в мои.
– Да, у нее есть имя – я окрестил ее этим вечером.
– Тогда – как она называется?
Улыбка медленно проступала на губах Лео, пока он говорил мне:
– Эми, графиня Ворминстерская.
Я была потрясена. Я всегда любила розы, с тех пор как маленькой девочкой приплясывала вокруг своего дедушки и требовала, чтобы он назвал мне каждую розу, росшую в саду нашего коттеджа. Теперь у меня была роза, названная моим именем! Я чувствовала, как мое лицо светится от радости, когда взглянула на мужчину, который преподнес мне такой чудесный дар. И тогда я увидела это – вспышку любви и влечения в его глазах.
В одно мгновение моя радость превратилась в боль и вину. Он вручил мне дивный подарок, но все, что я могла чувствовать в ответ – только благодарность. Я увидела, как неуверенный проблеск надежды в его косящих глазах начал блекнуть и угасать, и не могла вынести этого. Глядя на розы, его прекрасные розы, я прошептала:
– Они прекрасны, я никогда не видела роз прекраснее этих.
Лео ответил, теперь его голос был тяжелым и безрадостным.
– Я рад... что они тебе понравились.
Я повторила снова, впустую:
– Да-да, они мне понравились, – и поняла, что это прозвучало так – нравятся, но я не люблю. Не люблю.
Мой муж тоже понял это, его рука опустилась в едва заметном, безнадежном жесте.
– Осторожнее, Эми, у них есть шипы.
– Знаю, – взглянула я на него. – Дедушка говорил мне об этом, когда я была еще маленькой девочкой. Я помню, как он говорил, что розы похожи на саму жизнь. Радость и печаль, наслаждение и боль – все это соединено вместе, как цветы вьюнка на колючей изгороди.
– А я – колючая изгородь, – он произнес так тихо, что я едва расслышала его.
– Нет-нет, я... – мой голос ослабел и замер. Что я могла сказать ему? Что я не люблю его, как жена должна любить своего мужа? Он это знал.
Наступило молчание, которое тянулось и тянулось, пока не было нарушено сопящим звуком – Роза проснулась. Я отложила золотистые розы и подняла ее повыше, прижимая к сердцу. Она уткнулась мне в блузку, я быстро расстегнула пуговицы и дала ей грудь. Лео сел напротив меня, не говоря ни слова, но, наблюдая – наблюдая, как я кормлю ребенка, в котором он пытался отказать мне. Чуть позже. Когда, ее ровное посасывание замедлилось, я взглянула на него и сказала:
– Она и впрямь голодна. Я кормила ее незадолго до твоего прихода, но она любит свое молочко, моя Роза.
Лео заставил себя улыбнуться моим словам, и я улыбнулась в ответ.
– Она выглядит... цветущей, – чуть заикаясь, сказал он.
– Она уже наелась – хочешь подержать ее? – предложила я. Подняв малышку, я заглянула в ее светлые глазки. – А теперь, моя Роза, твой папа хочет пожелать тебе спокойной ночи.
Лео взял у меня девочку и сел назад в кресло, придерживая ее на одной руке так, что мог смотреть прямо в ее лицо.
– Спокойной ночи, Роза.
Она икнула в ответ.
– Может быть, ты поднимешь ее, чтобы ей было легче отрыгнуть? – предложила я.
Он поднял Розу и уложил животом себе на плечо, осторожно, но крепко. Его широкая ладонь похлопывала по выпрямленной спинке малышки, пока та не издала тихое, удовлетворенное бурканье.
– Итак... папа у нас умная нянюшка? – ласково заговорил он с ней. – Так лучше, моя Роза? – его пальцы прикоснулись к гладкой кожице на ее шейке. – Кажется, у тебя уже появилась одна прелестная темная кудряшка.
– Больше, чем одна, – мой голос звучал гордостью, пока я говорила это мужу. – Сними с нее чепчик, если хочешь – здесь тепло от камина.
Широкие пальцы Лео потянули за ленту, распуская завязки перед тем, как снять с нее чепчик и положить на колени. Его покрытые темными волосами руки бережно погладили черные завитки на затылке девочки, ее ручонка потянулась к нему в ответ. Вдруг он поднял Розу кверху, так, что ее голова прислонилась к курчавым седым волосам на его виске. Маленькие пальчики потянулись к лицу Лео, ухватились за изгиб его ноздри, а я смотрела на них обоих – мою прекрасную, совершенную малышку, и скрюченного, горбатого мужчину, который был ее отцом.
Он взглянул на меня, теперь его глаза были мрачными.
– Ты устала, Эми. Я задержал тебя допоздна, – Лео встал и подошел ко мне, чтобы вернуть мою драгоценную доченьку. Дождавшись, пока она безопасно устроится на моих руках, он отпустил ее. Когда он отстранялся от меня, пальцы его правой руки задели мою – и он отдернул их, словно обжегшись. Уходя, он повторил: – Ты устала, Эми... тебе пора быть в постели.
– Пустяки, – быстро ответила я, – я и так целый день провожу в постели.
– Так и должно быть после родов.
Это напомнило мне ранее сказанное доктором. Тогда я была разочарована, но сейчас – почти рада этому.
– Тебе это сказал доктор?
– Да. Я немного... беспокоюсь... – привычное заикание было очень заметно в его голосе.
– О, моя температура скоро упадет, он только сказал...
– Конечно, он был совершенно прав. Даже если бы она у тебя не была высокой, с моей стороны было неосторожным входить в твою комнату после того, как я вернулся с работы в больничной палате, – вздохнул Лео. – Так много воспаленных ран у пациентов из Франции.
Франция, земля, где люди сражались и умирали, Слезы выступили на моих глазах, я не могла сдержать дрожь страха, потому что он тоже был там – человек, которого я любила.
Мой муж проковылял к камину.
www.rulit.me
| Серебряные фонтаны. Книга 1
| ||||||||||||||||||||||||||||||
www.rulit.me
Читать Серебряные фонтаны. Книга 2 - Хьюздон Биверли - Страница 1
Биверли Хьюздон
Серебряные фонтаны. Книга 2
Зачем, тебе о сделанном жалеть?
У розы есть шипы, луна и солнце – в пятнах,
Бутон нежнейший гложет гадкий червь,
Таится ил в серебряных фонтанах.
Все люди грешны, грешен даже я...
Шекспир, сонет 35
Глава двадцать восьмая
Теперь я каждый день читала за завтраком «Таймс», чтобы знать последние новости о войне. Наши войска снова начали наступление и достигли речки Анкр, но два судна-госпиталя затонули на минах у мыса Эгюий. Одним из них был огромный лайнер «Британик», за час ушедший под воду. К счастью, на нем не было пациентов, но погиб доктор и несколько членов RAMC. Я содрогнулась – слава Богу, Лео был в безопасности на суше.
Джим Арнольд теперь находился в госпитале рядом с Солсбери. Место, где была отрезана его нога, воспалилось, и он очень исхудал, но наконец пошел на поправку. Клара посещала его каждую неделю, а по воскресеньям приходила на чай к его матери. Миссис Чандлер рассказала мне, что миссис Арнольд очень ценит Клару: «Она хорошая девушка, моя Клара, но как жаль... – она вздыхала. – Мужчины смотрят только на внешность девушек. Женщины, они другие, их не волнует, если мужчина не слишком хорош собой. Они смотрят внутрь, на его сердце».
В конце месяца с роз Лео осыпались последние лепестки. Я распрощалась с «Эйми Виберт» до следующего года и написала Лео, что буду скучать по ее золотистым цветам и глянцево-зеленым листьям. «Она так мне нравится, что хотелось бы, чтобы она и вправду носила мое имя». Затем я спросила его: «Я знаю, что это французская роза, и помню, что ты как-то говорил мне, что она была «Нуазеттой», но она не похожа на кусты «Нуазетты». Почему она отличается?»
Его ответ пришел, когда мы с Кларой были в кладовке. Зашел разговор о продуктах для стола, и Клара попросила меня вместе с ней пересмотреть припасы. Когда мистер Тимс принес мне письмо, я воскликнула:
– Как странно! Оно в зеленом конверте! Клара улыбнулась.
– Наш Джордж использовал такие, когда ему удавалось достать их. Он не любил, когда цензор просматривал его письма. Видите, – она взяла у меня конверт и указала на напечатанные слова: «Корреспонденция не подлежит досмотру», – они указывают, что внутри нет ничего о войне, а только о семейных делах и тому подобном. Смотрите, подпись его светлости!
После объяснения Клары я не удивилась, что Лео использовал этот конверт. Я знала, что ему не нравится, когда его письма читает кто-то еще – с тех пор, как он прибыл во Францию, его письма стали еще более формальными и безликими. Я надеялась, что в этом письме, он побольше расскажет мне о своих делах, хотя бы какое в госпитале питание. Я никогда не спрашивала Лео об этом, потому что знала, что он не будет писать ничего такого, что может показаться его офицеру недовольством, но часто надеялась, что он догадается написать.
Однако когда я поднялась в свою гостиную и распечатала конверт, мне показалось, что там говорится о том же, о чем и обычно. Лео начал с ответа на мой вопрос о розе.
Как ты и предполагала, «Эйми Виберт» – не совсем «Нуазетта», хотя, безусловно, один из ее предков тот же, что и у «Нуазетты» – «Чемпни Пинк Кластер». Я как-то сажал его черенок, но он не прижился. Она унаследовала свою характерную листву от «Розы Семпервиренс» (семпер – вечный, виренс – зеленый), а позднее цветение – от «Розы Муската», то есть мускатной розы, с запахом, похожим на запах мускатного вина. Однако она не полностью унаследовала мускатный аромат, я даже слышал, что ее запах называют мускатным незаслуженно, но не согласен с этим. Она не выставляется со своим запахом, как большинство ее самоуверенных сестер – его еще нужно поискать, – но однажды замеченная ее изысканность не имеет себе равных. Теперь ты видишь, что у твоей малютки «Эйми Виберт» смешанное происхождение, но она не стала от этого хуже. В действительности, я всегда чувствовал, что этот изъян ее происхождения придает ей стойкость и верность, она всегда дарила мне свои цветы, если это было в ее силах. Тем не менее, будучи вьющейся розой, она нуждается в поддержке и готова обвиться даже вокруг самой ненадежной опоры, пока эта ее огромная зависимость не даст опоре силу поддерживать ее. Она– уязвимая роза, моя «Эйми Виберт», у нее мало шипов, но она будет использовать их, если сочтет нужным, и поэтому, несмотря на ее кажущуюся слабость, она очень сильна.
Я вернулась к началу и снова перечитала эти слова. Моя рука чуть задрожала. Возможно, я была дурочкой – неужели он писал только о розе? Я прочитала дальше:
Я с облегчением узнал, что у Флоры прошла простуда. Ты совершенно права, что вызвала доктора Маттеуса – в таком деле не бывает чрезмерной предосторожности. Надеюсь, что Роза меньше капризничает теперь, когда ее зуб прорезался. Спасибо тебе за регулярные новости о наших дочерях. Я не околею о своем решении пойти в армию, но жалею, что не вижу, как подрастают дети. Хотел бы я иметь волшебное зеркало Зверя, чтобы каждый вечер смотреть в него и видеть, как вы втроем сидите у камина в детской.
Почему ты так завистливо пишешь об «Эйми Виберт» – «хотелось бы, чтобы она и вправду носила мое имя»? Конечно, ты знаешь, что она его уже носит, ведь Эми– это любовное от Эйми. Пожалуйста, извини меня за сегодняшнюю болтовню. Сейчас у нас выдалось немного свободного времени, и, получив два зеленых конверта, я не мог сопротивляться желанию потратить один немедленно, – дар уединения так редок в военное время. Однако я знаю, что у тебя мало времени писать письма, поэтому не жду, что ты ответишь на сегодняшнее письмо. Я понимаю, Эми.
Твой преданный муж, Лео Ворминстер.
«Эми – это любовное от Эйми». Перечитывая эти слова, я сознавала, что Лео писал не о своих розах. Это было любовное письмо, но очень деликатное любовное письмо. Я могла либо принять эти строки, либо пренебречь ими – потому что он понимал.
Наутро я одела детей в лучшую одежду и повезла в Тилтон. В фотостудии я посадила себе на колени Розу, а Флора тесно прижалась к моему плечу. По команде мы улыбнулись навстречу вспышке слепящего белого света. Я не могла дать Лео любви, которой он хотел, но могла прислать ему замену волшебного зеркала.
Когда мы вернулись, мистер Селби сказал мне, что ходят слухи о том, что Асквит будет переизбран, а первым министром станет Ллойд Джордж.
– Сомневаюсь, что Кроуфорд останется в сельскохозяйственном ведомстве, если Асквит уйдет, – вздохнул мистер Селби. – Мы можем быть уверены в одном, леди Ворминстер – кто бы ни пришел к власти, для нас это значит, что прибавится работы по заполнению этих надоевших форм, и больше ничего.
Я знала, что он был прав – в последние дни я все больше и больше времени проводила в кабинете имения. К счастью, у Розы был хороший нрав, она бьиа совершенно спокойна, оставаясь в детской, а я забегала к ней каждую пару часов. Она уже выучилась выпрямляться и вставать, а если я садилась на пол, она спешила доползти до меня, хваталась за мою одежду и вставала прямо, шатающаяся, но довольная. Мне было трудно отрываться от детей и уходить вниз, но, ничего не поделаешь, мы должны были победить в войне.
online-knigi.com
Серебряные фонтаны. Книга 1 читать онлайн - Биверли Хьюздон (Страница 2)
— Флора, мне нужно опять уложить мои волосы — иди сюда и помоги мне, — сказала я, взявшись за расческу.
Она забежала за туалетный столик и вскарабкалась на стул сзади меня, чтобы помочь мне выпутать застрявшие в волосах шпильки. Затем, когда я начала расчесывать волосы, она стала играть в свою любимую игру.
— Мама, посмотри, какой Флора построит замок. Мое ручное зеркальце заняло свое обычное место в центре сооружения, с одной стороны от него пристроился гребень, с другой — щетка для шляп. Я размашистыми движениями проводила расческой по волосам и наблюдала, как пухлые пальчики Флоры возятся с растяжкой для перчаток и обувным рожком, крюком для застегивания ботинок и синей вельветовой подушечкой для булавок. Когда все они кое-как встали на места, я полюбовалась работой дочери и напомнила:
— Пора принимать ванну, Флора. Сейчас сюда придет Элен.
Проигнорировав мое предупреждение, Флора схватила вторую растеску и потянулась было, за моей вешалкой для одежды, но тут насторожилась и подняла голову, услышав за дверью шаги Элен. Когда раздался стук в дверь, Флора побросала свои трофеи и попыталась скрыться под завесой моих волос. Я чувствовала, как ее дыхание щекочет мою шею, когда она спрятала голову у моего, плеча.
В зеркале я увидела улыбку Элен.
— Тетя Грэйс, здесь нет маленькой девочки? — спросила Элен миссис Чандлер.
Отражение миссис Чандлер озабоченно поджало губы.
— Я думала, Элен, что она здесь — но вдруг она куда-то исчезла. Я нигде ее не вижу.
— Во! — сияющее лицо Флоры вынырнуло из моих волос.
— Надо же!
— Подумать только — леди Флора все время была здесь, а я и не догадывалась!
С криком восторга Флора с размаху прыгнула мне на колени, а затем встала на них и потребовала:
— Хочу расчесать маме волосы.
Я дала ей расческу, и она начала копаться в моей голове. Элен подошла, чтобы направить ее руку.
— Нужно делать длинные плавные движения, тогда волосы у мамы расправятся и заблестят, — она вздохнула. — Если бы мои волосы хоть чуть-чуть вились...
— Мои волосы вьются, как у мамы, — заявила Флора. Она схватила один из своих светлых локонов и приложила к моим прядям — светло-желтый, бледно-золотистый, против моего темно-русого с золотым отливом. В зеркале я увидела, как обе женщины обменялись понимающими взглядами, затем миссис Чандлер заговорила, слишком поспешно:
— Элен, этим утром я получила письмо от Клары. Ей пришла еще одна открытка от молодого Джима Арнольда — из одного из этих городов, через которые они проходят во Франции.
— Клара, наверное, обрадовалась этому. Она упоминала, что у нее слабость к Джиму, — Элен подошла поближе, чтобы взглянуть на колыбель. — А как у нас сегодня поживает милая Роза, тетя Грэйс?
— Весела как птичка — она девушка с хорошим нравом. Однако она немножко нервничает, принимая ванну. Она любит брыкаться, когда я опускаю ее туда. Ты не забыла, Элен, что через месяц я передам ее тебе?
— Да, я помню.
Мое сердце упало. Роза была моей малышкой, но ненадолго. Слишком скоро она исчезнет в детской. На мгновение я почти возненавидела Элен, но та была не виновата в том, что я должна буду одна остаться в большой, пустынной гостиной. Она была не повинна в том, что я — леди Ворминстер.
Я услышала лепет проснувшейся Розы и обернулась к ней. Миссис Чандлер предупреждающе взглянула на Элен, и та тут же твердо сказала моей старшей дочери:
— Пойдемте, леди Флора, пора принимать ванну. Пожелайте доброй ночи своей маме.
— Но...
— Леди Квинхэм говорила, что придет и расскажет вам сказку только после того, как вы примете ванну.
Когда Флора услышала это, ее протесты оборвались. Она обняла меня.
— Доброй ночи, мама.
Я поцеловала ее в мягкую щечку и погладила по волосам.
— Доброй ночи, моя Флора. — Как только дверь закрылась за ними, я потянулась к своей младшей дочери.
Едва я положила Розу обратно в кроватку и снова взялась за расческу, как услышала быстрые шаги, а за ними — отрывистое «тук-тук» мисс Аннабел.
— Как ты себя чувствуешь, Эми?
По ее быстрому отпускающему кивку миссис Чандлер пошла к двери.
— Может быть, вы выпьете чашку чая? — предложила я ей вслед.
Когда дверь за миссис Чандлер закрылась, мисс Аннабел неодобрительно покачала головой.
— Совершенно незачем было так говорить, Эми. Слуги всегда уходят на чашку чая к себе, тебе следует это знать. — Мисс Аннабел подошла ко мне сзади, ее глаза смотрели прямо в мои в зеркале. — Когда-то было наоборот, не так ли? Я сидела за туалетным столиком, а ты покорно стояла сзади — помнишь, Эми? — она внезапно выхватила расческу из моей руки. — Вы позволите причесать вас, моя леди? — согнув расческу в сверкающую серебряную дугу, она один раз провела по моим волосам, а затем вдруг швырнула ее на туалетный столик, так, что мои шпильки разлетелись по полированной поверхности.
— Ты помнишь, Эми, ты помнишь то лето? — ее голос дрожал, когда она спрашивала. — Лето, когда я стала выезжать? Я танцевала ночи напролет, а когда возвращалась домой, ты была здесь, дожидаясь меня, и твои быстрые умные пальцы расстегивали мою одежду, вынимали шпильки из моих волос, ухаживали за ними, расчесывали их — пока я удерживала себя, чтобы не прыгать и не кружиться от счастья, рассказывая тебе о потрясающем юноше, с которым я танцевала. А когда, наконец, ты провожала меня в постель, я ложилась туда, и он снился мне.
Помолчав мгновение, она снова спросила: — Ты хорошо спишь, Эми? Ты видишь сны про любовь при розах и лунном свете? — ее сверкающие глаза впились в мои в зеркале. — Ты их видишь? Но мне никогда не приходило в голову, что ты тоже видишь сны. Мне следовало бы догадаться об этом. Кроме того, двоюродный дед Томас говорил мне, он предупреждал меня, знаешь? «Эта ваша горничная, с ней будут заботы, вот увидите — она слишком хорошенькая». Но я не беспокоилась, я была слишком самоуверенна, глядя в зеркало, — мисс Аннабел нагнулась так, что оба наши лица отразились в зеркале. — Я видела в нем только свое собственное лицо. Ты всегда была в тени, позади меня — и я не смотрела на твое лицо. Только теперь я разглядела тебя — совершенные дуги твоих ресниц, твои мягкие, поблескивающие золотом глаза, твои блестящие волосы. Я не разглядела тебя тогда, хотя ты все время была рядом, созревала за моей спиной, словно летний персик за стеной, золотистый, готовый упасть в протянутые руки. — Я закрыла лицо руками, но все равно не могла не слышать боль и сожаление в ее шепоте: — Ох, Эми, если бы ты только осталась там — осталась в тени! Тогда бы ты придержала свои сны — а я придержала бы свои.
Я слышала слезы в ее голосе и хотела протянуть ей руку, но не могла. А затем стало слишком поздно — остался только звук двери, закрывшейся за ней.
Глава третья
Я не видела мисс Аннабел до следующего вечера. Когда она вошла в дверь моей комнаты, я взглянула на нее, но не могла прочесть выражения ее лица. Она остановилась передо мной, стройная и тонкая в глубоко-синем атласном платье, высоко держа красивую голову, поблескивающую брильянтовыми гребнями в глянцевых завитках зачесанных кверху волос.
— Как ты себя чувствуешь сегодня, Эми? — она подошла ближе. — Я поужинаю с Леонидасом перед уходом — с тех пор, как ему запретили входить к тебе в комнату, я составляю ему компанию. Эми, ты надеюсь, не придаешь значения тому, что я на время одолжила твоего мужа? В конце концов, он мой свекор.
— Нет, конечно, не придаю. Ему нравится твое общество.
— Да, по-моему, это так. Я должна идти — обещала Флоре, что поднимусь наверх, когда оденусь, чтобы показаться ей. Доброй ночи, Эми.
Мисс Аннабел исчезла в одно мгновение — она всегда была быстрой, смелой и самоуверенной. И Лео действительно получал удовольствие от беседы с ней. Было совсем иначе, когда он ужинал со мной — он просто сидел и слушал, как я болтаю о Флоре, о розах и тому подобном. Он делал короткие замечания в ответ, но никогда по-настоящему не разговаривал со мной, как с мисс Аннабел.
Внезапно я ухватилась за обрывок этой мысли, словно утопающий за соломинку — как же он мог полюбить меня, если никогда не разговаривал со мной? Если кого-то любишь, то хочешь разговаривать с ним, рассказывать ему все, как я рассказывала Фрэнку... я быстро прогнала эту мысль. Я не должна думать о нем, не должна. Но та, первая мысль сохранилась у меня. Я, наверное, не поняла выражения лица Лео, а особый взгляд, которым он посмотрел на меня, был просто результатом обманчивой игры света. Какой глупой я была, прочитав в нем так много — да, он подарил мне розы, но только потому, что знал, как я их люблю.
Но эта роза так много значила для него. Все-таки он потратил годы, чтобы вывести ее, и она была прекрасна. Ничего удивительного, что он дал ей мое имя. Дать розе имя жены — почти то же самое, что дать ей свое имя.
Теперь все стало очень простым — он вовсе не любил меня, у меня просто разыгралось воображение. Я всегда любила выдумывать мечты, еще с тех пор как была девочкой. Более того, я всегда была достаточно глупой, чтобы верить в них. Но теперь я стала старше и понятливее — за исключением того вечера, когда я опять стала глупой и внушила себе мысли о нежных чувствах Лео — из-за ничего!
Я чувствовала себя так, будто у меня гора свалилась с плеч — и вовремя, потому, что доктор, вызванный на следующий день, сказал, что моя температура упала и Лео снова может навещать меня по вечерам. Затем он добавил, покачав головой: «Но я по-прежнему настаиваю, чтобы не было никаких физических контактов. Даже поцелуев».
Даже поцелуев — но Лео никогда не целовал меня. Я родила от него ребенка, но он никогда не целовал меня, никогда. Я вспомнила его слова, сказанные мне после рождения Розы: «Ты должна сделать для нее все. Других не будет». Он совершенно ясно дал мне понять, что мы больше не будем жить как муж и жена — итак, теперь у меня было решающее доказательство. Как глупо с моей стороны было даже думать о чем-то другом!
Когда Лео пришел ко мне на следующий день, мои глаза все-таки испытующе устремились на его лицо — но он даже не взглянул на меня. Зачем ему было это делать, когда у него была новорожденная дочь, чтобы любить и обожать ее? Улыбаясь, я подняла Розу, чтобы он мог лучше разглядеть ее.
— Как ты себя чувствуешь, Эми?
— Спасибо, очень хорошо, — ответила я и твердо добавила, — Лео.
Я стала успокаиваться — Лео был таким же, как обычно, и, как всегда, дожидался, что заговорю я. Так я и сделала, рассказав ему, как чудесно вела себя Роза с тех пор, как мы виделись в последний раз.
— Она никогда не плачет.
— Ей редко нужно это делать, потому что все ее желания немедленно исполняются, — слегка улыбнулся он.
— Это — удовольствие для меня, — с улыбкой взглянула я на мою совершенную Розу.
Я подождала, не захочет ли он что-нибудь сказать сам, но, конечно, не дождалась. Почувствовав себя уверенней, я стала рассказывать, как Флора принесла сестричке свою любимую куклу — но забрала ее назад в ту минуту, когда Роза ухватилась за нее рукой! Он улыбнулся, и я спросила его:
— А чем ты занимался в последние дни, Лео?
— Я был очень занят в госпитале, — больше он ничего не сказал. Было очевидно, что он не хотел разговаривать со мной, а значит, вчерашний мой вывод был верен. Какое облегчение! Мне совершенно не хотелось слушать об этом госпитале — я знала, что Лео работает санитаром Красного Креста, но больше ничего не хотела об этом слышать. Я была трусихой и приходила в ужас от вида крови. Он это знал.
Миссис Чандлер вошла с кофейником на подносе, но, поставив его на столик, благоразумно ускользнула. Я нехотя уложила Розу в кроватку и налила себе и мужу кофе. Лео молча выпил две чашки, но теперь я снова чувствовала себя с ним свободнее и болтала за двоих, а он тоже казался довольным, сидя и слушая мою болтовню. Конечно, Роза захотела присоединиться к нам, поэтому я поставила чашку и взяла ее на руки.
На следующий вечер он пришел снова, а затем стал посещать нас каждый вечер, сидя и спокойно прихлебывая свой кофе, пока я делилась с ним новостями о Розе и Флоре. Когда Роза просыпалась, я давала ей грудь, а Лео молча наблюдал, как она сосет. Иногда я замечала выражение нежности на его лице — он любил ее так же сильно, как и я. И снова я повторяла себе, какой глупой я была в тот вечер, когда он подарил мне розы.
Я спряталась в свой маленький кокон, уютно завернувшись в любовь к дочерям, охранявшую меня от внешнего холода. Однако, каждый день перед чаем мисс Аннабел открывала дверь моей спальни и впускала в нее ледяной воздух, рассказывая о полевых госпиталях и носилках, больницах и раненых солдатах. Как-то однажды она сорвала с меня мой кокон. Сначала была всего лишь капля.
— Я рада, что наконец, занята полезным делом, — объявила мисс Аннабел, — и такое чувство не у меня одной. Эми, ты помнишь Лукаса Венна?
Да, я помнила его. Он был художником, который рисовал портрет мисс Аннабел в год, когда она стала выезжать. Я должна была ходить с ней к нему в студию, потому что в те предвоенные дни молодая леди никогда не выходила из дома без сопровождения, даже для визитов к мистеру Венну, которому тем летом исполнилось пятьдесят, а выглядел он еще старше, со своей широкой лысиной и щуплой грудью.
— Я встретила его сегодня — тебе ни за что не угадать, во что он был одет! — воодушевленно сказала мисс Аннабел.
Она выжидательно замолчала, поэтому я высказала предположение.
— В бархатный смокинг?
— Нет, совсем наоборот, — рассмеялась мисс Аннабел. — В мундир из грубой шерсти — цвета хаки! Он записался в RAMC [RAMC (Rojal Army Medical Corps) — медицинская служба сухопутных войск.]. Лукас Венн солдат — ты можешь себе это представить?
Я не могла себе этого представить.
— Может быть, он просто носит что-то похожее?
— Не будь дурочкой, Эми, ничего похожего не бывает. Он носит краги — огромные такие ботинки. У него даже есть нашивки — я не поверила своим глазам. А когда он снял шляпу, я едва совладала со своим лицом — на его лысой голове осталось лишь несколько клочков седых волос. Я знаю, в RAMC вступает множество людей и постарше, но не таких, как Лукас, и не в рядовые.
— Но у него всегда было плохое здоровье и больные руки!
— Ох, Эми, он ничуть не изменился, но его неврит, наконец, прошел — с тех пор, как он часами таскает носилки с ранеными. Он причислен к Третьему Лондонскому Округу в Вондсворте. А вот как мы с ним встретились — я привезла туда несколько человек, а Лукас, вместе с остальными, пришел перенести их. Мне было непонятно, как ему удалось уговорить военных, чтобы его взяли в армию, и я спросила его об этом перед расставанием. Он сказал, что это целая история, и он расскажет ее мне, когда у него будет больше времени. Я просто дождаться не могу, когда ее услышу.
Лицо мисс Аннабел изменилось и застыло. Она подошла к окну и остановилась, глядя на улицу.
— Один из его друзей тоже там, этот скульптор, Дервент Вуд. Вряд ли ты когда-нибудь видела его работы, хотя он — подлинный мастер в передаче сходства, — она обернулась и взглянула на меня. — Знаешь, Эми, что он делает сейчас своими удивительными пальцами? Он тоже придает сходство, но лицам, которых уже нет.
— Портретам на надгробиях? — прошептала я.
— О нет, Эми. Эти люди не мертвы — но их лица повреждены осколками снарядов во Франции. Поэтому Дервент Вуд делает для них маски — маски для красивых юношей, чья внешность изуродована, хотя они еще живы. — Меня затрясло, мисс Аннабел заметила это, — Эми, ты не представляешь, что современное оружие может сделать с человеком. Эти бедные парни так искалечены, что не хотят появляться на улице в дневное время. Даже в их собственных семьях не хотят глядеть на них. Поэтому мистер Вуд, или сержант Вуд, как его теперь называют, делает маски из тончайшего металла и разрисовывает их — глаза, носы, рты — все нарисованное. Лукас взял меня в студию, где на стенах висели фотографии «до» и «после». «До» были так невообразимо ужасны, — она содрогнулась. — Подумать только, эти люди получили такие раны и выжили.
— Это ужасно, ужасно!
Мисс Аннабел взглянула на часы.
— Господи, уже пора? Эми, я должна лететь — я обещала Флоре почитать сказку перед уходом, — однако у двери она оглянулась и сказала: — Эми, глядя на эти фотографии, я подумала о Леонидасе. Если бы только он пошел и посмотрел на эти картинки, возможно, это помогло бы ему избавиться от неловкости. Он так поглощен собственным уродством, но оно не сравнимо, абсолютно не сравнимо с тем, с чем приходится жить этим бедным душам. В конце концов, нельзя же все время носить маску?
После ее ухода я долго лежала, дрожа от холода. Эти бедные юноши!
Доктор объявил мне, что скоро я смогу вставать к завтраку. Он сказал, что я превосходно восстановилась после родов и в недалеком будущем смогу спускаться вниз и снова сидеть в гостиной. Но мне не хотелось этого из-за Розы. Слишком близок был конец моего послеродового периода, а затем мне придется отдать ее в детскую и вновь изображать из себя леди Ворминстер.
У меня не было выбора — я ведь была леди Ворминстер, — но все-таки мы могли провести эти первые драгоценные дни вместе, и я решила не терять из них ни единой минуты.
На следующее утро после завтрака я уложила дремлющую Розу в кроватку и встала. Едва я закончила укладывать волосы, как ко мне вошла горничная Берта.
— Моя леди, мистер Тимc спрашивает, можно ли ему обратиться к вам.
Подойдя к двери, я увидела обеспокоенное лицо дворецкого.
— Моя леди, внизу лорд Квинхэм.
— Но... его там не может быть... он во Франции! — недоверчиво взглянула я на мистера Тимса.
— Нет, моя леди, сейчас он внизу и спрашивает ее светлость, а она ушла полчаса назад. Я сказал, что ее нет дома, но он говорит, что должен увидеться с ней, — старые суставы Тимса затрещали, когда он в волнении сжал пальцы. — Я совсем не знаю, что делать — его светлость ушел в госпиталь, а младший его светлость спрашивал только леди Квинхэм и не поверил мне, когда я сказал, что ее нет дома.
— Я оденусь и спущусь вниз, — сказала я.
— Но, моя леди, — раздался сзади голос миссис Чандлер, — прошло только две недели с тех пор, как родилась малышка. Вам еще рано спускаться вниз.
— Я прекрасно себя чувствую и пойду туда. Наступило молчание. Глаза мистера Тимса озабоченно уставились на меня.
— Моя леди, если можно...
— Может быть, вы обопретесь на руку Берты... — нехотя сказала миссис Чандлер.
— Не нужно, — отказалась я. — Все-таки я уже неделю как сама хожу в ванную комнату.
Однако, когда я начала спускаться вниз по лестнице, мои ноги задрожали. Я крепко ухватилась за служанку и заставила себя идти быстрее, за мной шли дворецкий и горничная. Фрэнк прилетел в Лондон и зашел к нам, пока шли приготовления к отлету, но мне все еще не верилось в это. Я знала, что еще несколько месяцев он не должен был появиться здесь. Но когда мои подгибающиеся ноги преодолели последние несколько ступенек, в открытую дверь библиотеки я увидела фигуру в хаки, стоявшую лицом к камину. Утреннее солнце освещало гладко причесанную, красивую голову и стройную спину мужчины, который был мужем мисс Аннабел, сыном лорда Ворминстера... и отцом моей дочери Флоры.
Я не могла оторвать от него глаз, мое сердце стучало, ноги дрожали так, что я с трудом заставила их спуститься с последней ступеньки в холл. Внизу я споткнулась. Услышав меня, Фрэнк обернулся, его лицо осветилось радостью, но когда он увидел, кто к нему вышел, его глаза разочарованно погасли.
knizhnik.org
Серебряные фонтаны. Книга 1 читать онлайн
Зачем, тебе о сделанном жалеть?
У розы есть шипы, луна и солнце – в пятнах,
Бутон нежнейший гложет гадкий червь,
Таится ил в серебряных фонтанах.
Все люди грешны, грешен даже я...
Шекспир, сонет 35Бельгрэйв-сквер, Лондон, апрель 1916
В этот вечер он подарил мне розы.
Я ждала его весь вечер, а он пришел поздно – но я не обратила на это внимания, потому что держала на руках мою малышку. Ее тоже звали Розой – чудеснейший дар из тех, какие он когда-либо преподносил мне. За неделю после рождения она немного выросла и с каждым днем становилась все красивее.
Наклонив голову, я вдохнула ее сладкий запах и прошептала:
– О, моя Роза, ты станешь красавицей – прекраснейшее дитя из всех, которых я когда-либо видела.
Ее светлые глазки таращились на меня, пока я шепталась с ней, рассказывала ей о своей любви. Затем, угнездившись у моего сердца, она опустила темные полумесяцы ресниц на пухлые щечки – и заснула. О, я любила ее, как же я любила ее!
Она не проснулась, когда вошел Лео. Я улыбнулась ему поверх ее головки, он подошел ближе и остановился, гладя на нас обеих. Очень осторожно я повернула руки так, чтобы он мог, разглядеть ее получше.
– Смотри, разве она не красавица?
– Да, она красива. – Я услышала нежность в его голосе – он любил ее, как и я. Затем он спросил: – А как ты, Эми?
– Спасибо, Лео, я бодра и здорова. Этот доктор слишком много суетится, – я собиралась расспросить его о поездке, но он опередил меня.
– Я вернулся с подарком для тебя. – Лео подошел к оставленному на столе пакету и начал его развертывать.
Добравшись до продолговатого деревянного ящичка, он открыл крышку и вынул оттуда розы. Наконец я поняла, что это такое – это был новый сорт золотистой розы, который Лео вывел сам.
– Но для них слишком рано – сейчас только апрель! – воскликнула я.
– В прошлом году я перенес один куст в теплицу и дал Хиксу распоряжение телеграфировать мне, когда на нем появятся бутоны, – он встряхнул розы, чтобы они расправились, и протянул их мне. – Это для тебя, Эми.
Поместив мою малышку на сгиб руки, я протянула другую руку и приняла от него цветы.
– Спасибо, Лео, спасибо, – поднеся розы к лицу, я вдохнула их тонкий лимонный запах, а затем опустила их пониже, чтобы полюбоваться шелковой бахромой золотистых лепестков. – Эта роза слишком красива, чтобы не иметь названия.
Серые косящие глаза Лео, решительно заглянули в мои.
– Да, у нее есть имя – я окрестил ее этим вечером.
– Тогда – как она называется?
Улыбка медленно проступала на губах Лео, пока он говорил мне:
– Эми, графиня Ворминстерская.
Я была потрясена. Я всегда любила розы, с тех пор как маленькой девочкой приплясывала вокруг своего дедушки и требовала, чтобы он назвал мне каждую розу, росшую в саду нашего коттеджа. Теперь у меня была роза, названная моим именем! Я чувствовала, как мое лицо светится от радости, когда взглянула на мужчину, который преподнес мне такой чудесный дар. И тогда я увидела это – вспышку любви и влечения в его глазах.
В одно мгновение моя радость превратилась в боль и вину. Он вручил мне дивный подарок, но все, что я могла чувствовать в ответ – только благодарность. Я увидела, как неуверенный проблеск надежды в его косящих глазах начал блекнуть и угасать, и не могла вынести этого. Глядя на розы, его прекрасные розы, я прошептала:
– Они прекрасны, я никогда не видела роз прекраснее этих.
Лео ответил, теперь его голос был тяжелым и безрадостным.
– Я рад... что они тебе понравились.
Я повторила снова, впустую:
– Да-да, они мне понравились, – и поняла, что это прозвучало так – нравятся, но я не люблю. Не люблю.
Мой муж тоже понял это, его рука опустилась в едва заметном, безнадежном жесте.
– Осторожнее, Эми, у них есть шипы.
– Знаю, – взглянула я на него. – Дедушка говорил мне об этом, когда я была еще маленькой девочкой. Я помню, как он говорил, что розы похожи на саму жизнь. Радость и печаль, наслаждение и боль – все это соединено вместе, как цветы вьюнка на колючей изгороди.
– А я – колючая изгородь, – он произнес так тихо, что я едва расслышала его.
– Нет-нет, я... – мой голос ослабел и замер. Что я могла сказать ему? Что я не люблю его, как жена должна любить своего мужа? Он это знал.
Наступило молчание, которое тянулось и тянулось, пока не было нарушено сопящим звуком – Роза проснулась. Я отложила золотистые розы и подняла ее повыше, прижимая к сердцу. Она уткнулась мне в блузку, я быстро расстегнула пуговицы и дала ей грудь. Лео сел напротив меня, не говоря ни слова, но, наблюдая – наблюдая, как я кормлю ребенка, в котором он пытался отказать мне. Чуть позже. Когда, ее ровное посасывание замедлилось, я взглянула на него и сказала:
– Она и впрямь голодна. Я кормила ее незадолго до твоего прихода, но она любит свое молочко, моя Роза.
Лео заставил себя улыбнуться моим словам, и я улыбнулась в ответ.
– Она выглядит... цветущей, – чуть заикаясь, сказал он.
– Она уже наелась – хочешь подержать ее? – предложила я. Подняв малышку, я заглянула в ее светлые глазки. – А теперь, моя Роза, твой папа хочет пожелать тебе спокойной ночи.
Лео взял у меня девочку и сел назад в кресло, придерживая ее на одной руке так, что мог смотреть прямо в ее лицо.
– Спокойной ночи, Роза.
Она икнула в ответ.
– Может быть, ты поднимешь ее, чтобы ей было легче отрыгнуть? – предложила я.
Он поднял Розу и уложил животом себе на плечо, осторожно, но крепко. Его широкая ладонь похлопывала по выпрямленной спинке малышки, пока та не издала тихое, удовлетворенное бурканье.
– Итак... папа у нас умная нянюшка? – ласково заговорил он с ней. – Так лучше, моя Роза? – его пальцы прикоснулись к гладкой кожице на ее шейке. – Кажется, у тебя уже появилась одна прелестная темная кудряшка.
– Больше, чем одна, – мой голос звучал гордостью, пока я говорила это мужу. – Сними с нее чепчик, если хочешь – здесь тепло от камина.
Широкие пальцы Лео потянули за ленту, распуская завязки перед тем, как снять с нее чепчик и положить на колени. Его покрытые темными волосами руки бережно погладили черные завитки на затылке девочки, ее ручонка потянулась к нему в ответ. Вдруг он поднял Розу кверху, так, что ее голова прислонилась к курчавым седым волосам на его виске. Маленькие пальчики потянулись к лицу Лео, ухватились за изгиб его ноздри, а я смотрела на них обоих – мою прекрасную, совершенную малышку, и скрюченного, горбатого мужчину, который был ее отцом.
Он взглянул на меня, теперь его глаза были мрачными.
– Ты устала, Эми. Я задержал тебя допоздна, – Лео встал и подошел ко мне, чтобы вернуть мою драгоценную доченьку. Дождавшись, пока она безопасно устроится на моих руках, он отпустил ее. Когда он отстранялся от меня, пальцы его правой руки задели мою – и он отдернул их, словно обжегшись. Уходя, он повторил: – Ты устала, Эми... тебе пора быть в постели.
1Загрузка...
bookocean.net
